Майе захотелось выругать его как следует. Нет, подумать только, каков наглец, черт бы его побрал. Но он сдержался. Этого делать не стоит. Конечно, Жука осел, кто же в этом сомневается, по такие люди приносят пользу. Ослы всегда приносят пользу, подумал доктор Майя. Он предложил Жуке сигарету и, пока они курили, постарался перевести разговор на другую тему. Вскоре Жука откланялся, так и не поняв, что же думает его покровитель об этом, вызванном раскаянием, поступке.
27
И снова «Покоритель моря» рассекает штормовые волны между островами архипелага.
Плывет парусник — массивный, медлительный, но зато надежный. Спокойно и уверенно подчиняет он себе морскую стихию. Старый, неуклюжий, но сделанный на совесть, свежевыкрашенный, корабль может выдержать натиск любого шторма. Ведь несет он нелегкую службу — поддерживает постоянную связь между всеми десятью островами; люди видят в нем своего друга, он вселяет в них надежду. И, несмотря на свою неказистую внешность и неповоротливость, это работяга, каких мало.
Беатрис по-прежнему была словно околдована. Ничто не могло нарушить идиллию, так любили они друг друга и такие предосторожности предпринимали, чтоб никто не догадался об их встречах. Особенно опасались они Маниньо, с того вечера, когда он будто что-то заподозрил. Только от ньи Венансии они не сумели ничего скрыть. Проницательная, знающая жизнь, опытная в любовных делах, она вскоре обо всем догадалась. И однажды, когда их отношения уже не были для нее тайной, она по-матерински посоветовала племяннице соблюдать крайнюю осторожность, дав понять, какой опасности та себя подвергает. Почему бы Беатрис не прекратить эти свидания? Нет ничего надежнее семейного очага. Если верить предчувствию Венансии, город не простит ей измены мужу. «Все это красивые слова, тетушка. Красивые, полные благоразумия и доброжелательности…» Но они-то и причиняют ей боль. Беатрис и сама все понимала, однако противиться судьбе было свыше ее сил и она плыла по течению.
А время летело, вернее, раскрывалось, как цветок, в насыщенных нежностью и страстью мгновениях, о которых она прежде и понятия не имела. Поэзия заполняла теперь почти весь ее досуг. Томик стихов лежал всегда под рукой, хотя было мало общего между любовью, ворвавшейся в ее жизнь, и отчаянием одиночества Флорбелы[12]
. «О если бы тебя увидеть вновь, в часы томительной и сладостной истомы…»Примирившись с самим фактом, Венансия старалась предоставить им возможность насладиться мгновениями запретного счастья. Она не скрывала сочувствия. Зло содеяно. Кому это под силу — бороться с судьбой?
28
И в самом деле, кому под силу бороться с судьбой? А новость, да еще с красочными подробностями и добавлениями, молниеносно облетела город. Это была одна из тех новостей, которых так не хватало Минделу. Прошлой ночью прапорщика Вьегаса привезли в госпиталь в очень тяжелом состоянии. На лице у него зияли две глубокие раны. Новость передавалась из уст в уста, версии о мотивах покушения были самыми различными, а одна из них была уж вовсе необычной: утверждали, что здесь, несомненно, пахнет политикой. Вьегас военный, стало быть, виной всему бунтовщики.
«Бунтовщики!» — язвительно улыбался доктор Сезар. Что бы ни случилось, во всем виноваты местные жители. Сам Тенорио Энрикес с Телеграфа возмущенно отверг такое предположение: вот подлецы! Теперь еще и коренное население впутывают в свои дела.
Жука благоразумно помалкивал, не ввязываясь в споры. Тем не менее он воспользовался случаем, чтобы через газету обрушиться с угрозами на тех, кто пытался нарушить спокойствие города. Сугубо из тактических соображений. Он тут же смекнул, откуда ветер дует. Все это из-за Беатрис. Ему бы и невдомек, если б он не видел всего сам. Не видел своими глазами, как в тот вечер в доме Венансия прапорщик целовал Беатрис.
Для Беатрис настал один из самых горьких моментов в жизни. Сколько предстоит ей еще пережить? — спрашивала она себя бессонными ночами, и шум прибоя пугал ее.
Узнав о случившемся, Венансия буквально остолбенела от ужаса. Она тут же послала за племянницей.
— Это Маниньо, тетушка, — заявила Беатрис. — Маниньо с дружками! Никто не разубедит меня в этом.
— Маниньо?!
— Да, тетушка. — И она заплакала. — Маниньо нас подозревал и подкараулил Вьегаса ночью под кокосовыми пальмами в квартале Салина. Маниньо хоть и мой брат, но он человек злобный, как сам дьявол.
Нья Венансия, как умела, утешала ее. Но и она потеряла покой, ведь теперь уж всякое могло случиться. Даже ветер и солнце, клубы пыли и гудок одиноко стоящего в порту грузового судна навевали на нее безысходную тоску.
29