Вскоре в морковкиной каюте громко заскрипело-завизжало, и все навострили уши.
— Внимание! Говорит плавбаза «Жан Жак Руссо». Говорит плавбаза «Жан Жак Руссо». Доброе утро всем присутствующим. Начинаем капитанский час! «Альтаир», прием!
Где-то очень далеко, за сотни зыбастых миль от флагманской плавбазы капитан и радист «Альтаира» ждут этого мига, как правофланговый в строю: их судно, их звезда — на «А», с них всегда начинается перекличка. Задавая тон, капитан «Альтаира» с привычной гордостью и задором в голосе четко докладывает обстановку; свои координаты, погоду, улов, куда и сколько рыбы сдал накануне, сколько пресной воды и топлива осталось на борту. В экспедиции десятки судов, даже по полминуты на брата — уже полчаса. Это когда все без сучка, а разве ж так бывает в море? Вот и сейчас, не дойдя еще до «Персея», радиоперекличка споткнулась: РС «Павлин» тоже потерял невод.
— Эх, мандрата пупа! — с горькой радостью воскликнул Осипович. — Еще один брат-акробат…
Саша тоже почувствовал что-то вроде нежности к «Павлину» и подумал: неужели все неудачники — эгоисты и радуются чужой беде?
— «Персей»! — отрывисто и сурово, как показалось Саше, выкрикнула рация.
И Осипович покаянным тоном пробубнил в микрофон:
— Идем в бухту Рассвет, в координатах… норд… ост, на подводной скале оставили кошелек, запасного на борту нет, по обстановке все, прием.
Рация молчала в ответ так долго, что капитан успел дать морковке шпынька под бок: проверь, дескать, не барахлит ли твоя техника. Но вот послышался щелчок, потом начальник экспедиции покашлял, затем сказал:
— Невезучим все до кучи, Анатолий Осипович. Собирайся за кошельком в Магадан. Заодно поручаю тебе и для «Павлина» невод взять. Ясно?
— Ясно, Аристарх Ионыч…
И начальник экспедиции сказал, обращаясь ко всем:
— Вот что, товарищи, лимиты строго соблюдать! Приемных мощностей не хватает. Возможно, скоро подойдут еще плавбазы. Так что лимит — мера временная. Поберегите невода для большой рыбы. «Сириус», прием!
Любить корявую, как зыбь.
Как все двенадцать баллов, правду.
Короче, жить не для парада,
А просто — жить…
Транзистор стоял на лазаретной, крашенной белилами тумбочке и громким треском грубо нарушал покой медсанчасти. Правда, кроме нас с Юрой, тут не было ни души. Темно-мышиного цвета больничный халат, полы которого все обычно задевают на ходу пятками, ему был по колено, а на обеих икрах сияли белизной бинты. Говорить нам мешал транзистор. В нем сидел, похоже, сам бог-творец и производил утреннюю поверку звезд и созвездий:
— «Альтаир»… «Андромеда»… «Возничий»…
«Звезды» моментально откликались и рапортовали градусы координат, центнеры уловов, тонны воды и топлива.
Тоскливый диалог бога-творца с капитаном «Персея» мы слушали в унылом молчании. Я, как прощения, ждал встречи «Весны» с «Персеем», Томы и Саши, Ромео и Джульетты, а она снова отодвинулась вдаль, в будущее. Юра же, видно, думал совсем о другом.
— Ты замет когда-нибудь видал? Бывал на сейнерах? — с непонятной горячностью заговорил он, когда бог, покончив с «Персеем», выкликнул «Сириуса».
Я помотал головой.
— Эх, до чего ж азартное дело рыбалка! Бегаешь, бегаешь по зыбайлу, полсуток тебя штивает, а то и больше, дело прошлое, и вот наконец косяк нашел. Хоп его! — Юра округлил ладонями воображаемый косяк. — Ну а вообще рыбалка — в радость. Как с удочкой на речке. Правда, и такая ж темная: крючок забросил и жди приключений, рыбка плавает по дну…
— Море, получается, насквозь надо видеть?
— Ясно, надо! — Юра понял меня буквально. — Да мозги, видно, у наших умников салом заплыли, как у нерпы, никак до эхолотов не доберутся. А вот на Балтике, говорят, есть уже аппараты — чуть не каждую рыбку видишь в отдельности, когда она в трал входит.
— А начальник экспедиции мудрый малый, — продолжал Юра, закурив. — Рыбак! Сразу видать, за милю! А мой шеф, ревизор, «травил» как-то на днях; не-е-кому здесь руководить, поря-а-док наводить. Критиковать, дело прошлое, мы все асы, но как до дела — тут мухи в руках у нас топчутся. А сам бы на его месте только пузыри б пускал. Шахрая вон, как терпуг акулы, боится, а ведь не матрос — второй помощник…
Я спросил, кивнув на бинты:
— Что с ногами? Давай наконец рассказывай, а то мне бежать надо, я ведь теперь на дневной. Сейчас перекур, бочку из трюма ждем.
— Да что рассказывать, ты ж слыхал, говоришь.
— Не ломайся, Юраха.
— Ну, дело прошлое… ты кокшу знаешь, Маринку?
— Конечно! — Я сразу вспомнил рослую и красивую повариху с ожиданием счастья в глазах, которая в первый день кормила нас печеной селедкой.