Час пик

Я вошел. Комнатка была теплая и небольшая. Над письменным столом, заваленным раскрытыми книгами, горела чертежная лампа.

— Работаешь? — глупо спросил я.

— Развлекаюсь, — ответил он. — Садись.

Я сел на краешек тахты, потому что единственный стул стоял у стола и на него сел Анджей.

— Слушаю тебя, — сказал он.

Я набрал в легкие воздуха, и сразу же в животе у меня будто что-то застучало.

— Анджей, я хотел оправдаться перед тобой…

— В чем?

— Ты знаешь в чем. Этот твой арест тогда и потом встреча в трамвае…

— А в чем тут оправдываться?

— То есть как это?

— Не хочешь же ты сказать, что это далекое прошлое вдруг начало тебя тревожить?

— Вот именно. Оно не дает мне покоя.

— Зря. Во-первых, ты не мог меня предупредить, потому что улица была запружена жандармами. Во-вторых, ты не хотел разговаривать со мной в трамвае, потому что я был опасным человеком — только что вышел из тюрьмы. О чем тут говорить спустя столько лет?

— Ты не до конца откровенен! — воскликнул я. — И наверняка думаешь обо мне плохо!

— А что это тебя вдруг начало волновать?

— Я хочу спать спокойно.

— Ну, так скажи, зачем ты пришел?

— Именно за этим!

Анджей внимательно взглянул на меня.

— Давай не будем играть в прятки, ладно? Если ты считаешь нужным поговорить со мной — пожалуйста, давай поговорим!

— Да ведь я же говорю! Не хочу, чтобы ты считал меня последней свиньей! И хочу спокойно…

Нет, слова «умереть» я не дог произнести, это немедленно лишило бы весь разговор смысла: умирающему в отпущении грехов не отказывают.

Анджей взглянул на часы.

— Ты хочешь, чтобы я ушел! — воскликнул я.

— Наоборот, — серьезно ответил он. — Раз уж ты здесь, давай доведем дело до конца.

— Знаешь, я тогда мог тебя предупредить… если бы переждал в кустах, пока эти жандармы уйдут…

— Ну что ты заладил одно и то же, как заигранная пластинка… мог, мог. Вот именно, что не мог! Ты — не мог.

— Рожденный ползать, летать не может. Так что ли?!

— Да, что-то в этом роде, — с улыбкой ответил он. — Эту тематику я уже давно списал со счетов и даже не смотрю передач по телевидению, если они толкуют про это. Куда интереснее, например, вот эта новая система перекрытий…

Он указал на одну из книг и улыбнулся мне.

— У меня нет к тебе претензий, — добавил он. — Можешь умирать спокойно.

Разумеется, Анджей шутил, но у меня чуть не разорвалось сердце: этот человек не хотел сближения, он сознательно умалял все и даже издевался надо мной. Я тяжело поднялся, и в эту минуту раздался звонок.

— Подожди, — сказал Анджей, — мы же должны это уладить.

И пошел открывать. В дверях стояла Зося. Видно, она очень спешила, потому что учащенно дышала. Ноги у меня подогнулись, и я вынужден был сесть.

— Ты хотел поговорить со мной сегодня, — сказала она. — А теперь приехал к Анджею. Давай уладим все сразу. Я надеюсь, это не кажется тебе трудным. Нам не к чему сохранять дольше видимость брака.

Я взглянул на них. Они стояли рядом, почти одного роста, и смотрели на меня. Весьма подходящая друг другу пара среднего возраста. Если бы я сказал Зосе утром про свою болезнь, они переждали бы несколько оставшихся до моей смерти недель и легализовали бы свои отношения после. Но, видно, мне суждено было пройти и через это.

— Вы давно знакомы? — спросил я.

— Семь лет, — сказала Зося. — Ты представил мне его на кладбище. А потом мне захотелось узнать, почему ты его так ненавидишь. Меня очень интриговало то, что произошло между вами.

— И ты решила вознаградить его за то зло, которое я ему причинил… — грустно улыбнулся я. — Вы что же… все семь лет так?

— Ну что ты! — возразила Зося. — Анджей учился по вечерам в институте. И только недавно… Ты был так занят своими делами… И я хотела, чтобы Эва спокойно сдала на аттестат зрелости. Но если ты сам сделал первый шаг…

— Вы любите друг друга?

— Ты даже и представить себе не можешь как, старик, — ответил Анджей.

Они стояли передо мной, несколько удивленные тем спокойствием, с каким я принял это как-никак неожиданное сообщение. Анджей лишил меня даже возможности сделать жест — отписать ему в завещании жену или соединить их руки на моем смертном одре… Они все сладили сами, у меня за спиной. От меня требовалось только не устраивать скандала.

— Ты действительно закончил институт? — вдруг вспомнил я.

— Зося уговорила меня кончить, — ответил он, нежно беря ее за руку. — Три месяца назад я получил диплом. Вообще, благодаря ей я встал на ноги.

Он улыбнулся точно так же, как некогда Боженцкий: прекрасной улыбкой любви. Этот сорокавосьмилетний выпускник стоял на пороге жизни, влюбленный в мир, и был полон сил, как омоложенный чувством Фауст.

Все смешалось, все снова перетасовалось, точно колода засаленных карт. На глаза у меня навертывались слезы страдания и зависти. Оставалось сыграть заключительную сцену.

— Желаю вам долгих лет счастья, мои дорогие, — сказал я со всей галантностью, на которую только был способен.

Анджей кинулся к тумбочке, вытащил оттуда какую-то бутылку и наполнил рюмки, чтобы окончательно завершить соглашение. Этим он давал мне понять, что мы квиты. На минуту повеяло чем-то из прежней жизни.