Час Пик

Но, что ни говори, ото всех этих изощрений научно–технического прогресса только головная боль, и, как в любимом народом мультфильме — все по нарастающей, в арефметической прогрессии: от телефона голова болит больше, чем от пишущей машинки, но не как от компьютера. От телевизора — еще больше… Еще бы, количество трупов растет в геометрической прогрессии, такая скорость… И это радует: двадцать бутылок по одиннадцать баксов… Постойте, сколько же это будет?

Но — когда и телефон, и компьютер, и телевизор, когда это все вместе наваливается, одновременно, то — хоть в петлю. Или, что менее безопасно и куда более приятно — в запой.

Но сейчас — нельзя, потому что неожиданно подвалила халтурка: двадцать пять страниц какого–то каталога какого–то стейтовского концерна, даже не концерна, а какого–то там сто тридцать третьего эксклюзивного дистрибьютера какого–то шестнадцатого филиала девятой дочерней фирмы по двадцать баксов за страницу. Деньги, конечно, не ахти какие, но для Обозревателя авторитетного столичного издания с зарплатой согласно тарифной сетке…

А потому надо сосредоточиться, и чечетку на клавиатуре перевести в темп нью–йоркско–московскго рэпа: тук–тук, тук, тук–тук, тук–тук–тук–тук–тук…

— Дзи–и–и–инь!..

Зараза, ну звони, звони, хоть до окончания чеченской войны, все равно не подойду…

— Дзи–и–и–инь!..

И кто же это в половине одиннадцатого вечера может так названивать?

— Дзи–и–и–инь!..

Ну, ладно.

Поднялся, отодвинул стул, посмотрел на табло определителя (подачка научно–технической революции стойкому телефонофобу) — домашний номер Главного редактора.

М–м–м… К чему бы это?

Конечно, приятные новости по телефону тоже могут случаться: Обозревателя повысят до должности Председателя Роскомпечати, у Президента обнаружится цирроз печени, в редакцию пришлют новые тарифные сетки, с оплатой исключительно в баксах, в Чечне положат больше пяти тысяч наших и друг решит досрочно проставить «Абсолют–цитрон», но ни с одной этой новостью не будет звонить Главный, он может привнести в душу только раздраженность, смятение, суету, мгновенный испуг, синусоидно возникающее в мозгу напряжение, как это настырное, с пугающей периодичностью повторяемое:

— Дзи–и–и–инь!..

А пошел ты… Не подойду я к тебе, хоть тресни! Я занят, заболел, умер.

— Дзи–и–и–инь!.. Дзи–и–и–инь!!.. Дзи–и–и–инь!!!..

Взял трубку — куда денешься, постарался придать своему голосу как можно больше человеколюбия, раздражение замаскировать.

— Алло?

— Добрый вечер.

— Здравствуйте…

Голос официальный, суровый: ясно, не выпить же приглашает; ecть Главному с кем пить…

— Чем занимаешься?

Лучше не врать, что обещанное обозрение пишешь и так в редакции все знают, чем он занимается.

— Занят, халтурку строгаю. Корм для аквариумных рыбок, стейтовская реклама, на трех языках…

Хорошо еще, что в совершенстве владеет английским и немецким (кроме русского, разумеется); волка ноги кормят, а его — язык. Языки, точней, ну, и компьютер.

— Так, никаких халтурок: бросай все и сейчас же — ко мне.

Обозреватель скривился — видел бы это кривляние Главный — сразу бы в корректоры разжаловал.

— Что?

— Ко мне, говорю, едь…

— А что случилось?

— Не по телефону. Потом расскажу…

И бросил трубку, подлец.

* * *

Ну ладно: к тебе так к тебе.

Завел свою «бээмвуху» (не старую еще, в прошлом году из Германии, куда на какой–то симпозиум ездил, пригнал), выехал со двора и — в сторону Центра.

И чего это он позвонил?

Случилось что?

Может — издание прикрывают?

Да нет, вряд ли: кто на это пойдет? Не военное же положение. Хотя — теперь всего можно ожидать.

За время работы в издании вечерних звонков от Главного было всего три: в 1991, во время опереточного «путча», в позапрошлом, когда герои–танкисты, получив по мешку денег и по ящику водки, из орудий, как на Курской дуге под Прохоровкой по Белому Дому палили и в прошлом — когда точно стало известно о Чечне

Все три события — из рук, как говорится, вон. В первом случае надо было ехать в центр, готовить репортаж о БТРе, геройски таранившем мирный троллейбус и о патриотическом подъеме москвичей (половина в стельку); во втором — тоже репортаж, удалось пробраться в лагерь инстругентов, в Белый Дом, то есть (три четверти — в стельку), интервью с единственным трезвым генералом, правда, загнал в Германию и Штаты (деньги на «бээмвуху»–то откуда?); а в третий раз тоже надо было репортаж сделать, но, к счастью — тормознули военные: аккредитации не дали, хотя просьба в Генштаб была за очень высокой подписью. Не разобрались, наверное, ведь там всегда все в стельку.

Ну, а теперь что?

Наверное, труп…

«После тяжелой и продолжительной болезни…»

Her, не то, иначе оппозиционеры, те самые, которые в Белом Доме из автоматов по танкам стреляли, а теперь ежедневно интервью раздают, возмутятся: что же вы. мол, над больным таким человеком издевались, Президентом его держали? В ЛТП надо было, в хорошую клинику…

«Российский народ, все прогрессивное человечество понесло тяжелую утрату… Скоропостижно… Снискал авторитет и уважение… Светлая память… Навсегда сохранится в наших сердцах…»