После падения «железного занавеса» в Россию хлынуло море разливанное подержанной и не очень подержанной немецкой, американской, японской, корейской, шведской и французской автотехники, и это — еще раз! — никак не могло радовать Промышленника; потребители–автолюбители почему–то начисто забыв и о национальной гордости великороссов, и традиционном российском патриотизме, предпочитали–то новому русскому «фиату» (многие модели которого являли собой чуть модернезированный прообраз, лучший автомобиль европейскго салона 1969 года), предпочитали как раз семилетние «мерседесы» и пятилетние «вольво» (не говоря уже о десятилетних «опелях» и пятнадцатилетних «фольксвагенах»).
В крупных, средних и малых городах образовались настоящие цеха «перегонщиков»; тоже народных умельцев вроде жостовских или палехских но, в отличие от последних, промышлявших не примитивным кустарным промыслом вроде росписи шкатулок или тазов, а доставкой под заказ автолюбителей любых машин — хоть непосредственно от ворот заводов в Штутгарте, Турине или Йокогаммы, хоть непосредственно от ворот любой автомобильной свалки, в любой точке Европы.
В результате концерн нес убытки, притом настолько значительные, что это грозило остановкой конвейеров завода–гиганта. А ведь в свое время концерн этот давал от 16 до 25% валового национального продукта государства…
Были прекрасные задумки, была замечательная идея создать перспективную «десятую» модель (морально соответствующую средним западным стандартам приблизительно конца восьмидесятых годов), были созданы новые коммерческие структуры, была идея построить совершенно новый завод, под который и были выпущены варранты, своеобразные складские расписки, гарантийные обязательства на автомобили, была — и это, пожалуй, самое главное! — проведена мощная рекламная кампания на Останкино, и тогда еще никто, кроме некоторых журналистов, не говорил о монополии.
Но как раз в это самое время вновь так некстати для Промышленника выступил Градоначальник («мордой на грабли»), и в своей излюбленной безапелляционной манере заявил, что повышение пошлин на растаможивание западной, северной, южной и восточной автотехники — несуразная глупость, потому что эти меры, мол, будут содействовать только повышению цен на автомобили и никак не способствовать совершенствованию отечественного машиностроения; Промышленник становился полным монополистом, а монополизм, как известно, толкает на многое…
В том числе и на безудержное повышение цен — как это, впрочем, и произошло вскорости.
Выступив против мощного автомобильного лобби, Градоначальник в очередной раз нажил себе очередного врага. Если бы он добился своего, как в свое время и с продовольствием, Промышленник проиграл бы вновь: во–первых, оказался в проигрышном положении, как единственный диллер собственной продукции, а во–вторых — как продавец импортной роскошной техники по персонально полученным таможенным льготам.
Таким образом Градоначальник, на которого расчетливо поставил Банкир, нажил себе недруга и в лице Промышленника…
— Ну, можно и не играть, все взятки мои, — улыбнулся Торгпред и выложил карты.
Он заказывал десятерную игру в пиках и, безусловно, оказался прав: все взятки были его.
— Длинная пика, от восьмерки до туза и три остальных туза… Ну, прикупил.
— Да, монополия, — вяло улыбнулся Банкир, — вся масть ваша, можете назначать козыря… И все взятки, стало быть, тоже ваши.
— Монополист всегда назначает власть, — застенчиво улыбнулся Торгпред. — В нашем контексте — козырь…
Да, монополист всегда назначает власть, и не только в преферансе.
Но, чтобы назначить власть, нужный козырь, надо иметь средство внушения этой власти, как когда–то образно выразился Никита Сергеевич Хрущев — приводные ремни общества.
А таковым может стать только телевидение; определяющий момент в управлении страной.
В 1993 году оппозиционеры, творчески переосмыслив наследие великого вождя о том, что при вооруженном захвате власти надо первым делом захватить почтамт и телеграф, пошли на штурм именно Останкино; знали, что это — единственно реальная власть в России.
Банкир же с самого начала понял это — когда обратил свое внимание на подсчеты шансов Градоначальника стать первым человеком Государства.
В 1994 году с его подачи заработал первый в России частный канал (его же), и это означало многое: частный капитал в лице его, то есть — Банкира, впервые в России взялся массово обрабатывать общественное мнение и манипулировать — пусть пока еще и в скромных пределах — массовым сознанием.
И хотя сам Банкир не раз заявлял, что «политическая ангажированность канала определяется разве что личными взглядами его ведущих и репортеров», он, конечно же, кривил душой.