Читаем Час шестый полностью

Повел по лесу не Жучок, а сам Сопронов. Жучка и Карька оставили мокнуть на твердой прогалине. Жучку велено было ждать, все остальные след в след пошли за Игнахой. Он и впрямь вывел облаву к безвестному пересохшему за лето ручью. Зырин признал, что лес для мельницы возили через этот ручей. Прошло еще с час, пока вышли на вырубку. Пни, оставшиеся от мельничных помочей, явно взбодрили каждого. Делянка была довольно обширная, она граничила с верховым черничным болотом. Все окончательно промокли, выбились из сил…

Дождь усиливался, и вокруг все потемнело. Тайга как бы надвинулась на людей со всех сторон. День явно склонялся к вечеру. Вскоре потемнело еще больше, начались настоящие сумерки. Кеша дрожал, еле вытаскивал сапоги из глубокого мха. Сам Корчагин, запинаясь, уже дважды падал во влажный холодный мох. Веричев с Зыриным бодрились. Счетовод на ходу полой пиджака спасал берданку от дождевой воды. Сопронов волчьим чутьем вывел всех на роговскую избушку.

До нее было метров сто, может, чуть больше…

— Стой! — громким шепотом приказал Корчагин, разглядевший избушку сквозь дождь и сумерки. Он расстегнул кобуру и вскинул руку с наганом.

— Вот сейчас кричи, Зырин, да посильней, чтобы выходили… Или ты крикнешь, товарищ Сопронов?

Перебежками придвинулись еще ближе к избушке. Сопронов зычно крикнул:

— Эй! Кто есть, всем выходить!

Избушка безмолвствовала.

Шумели строевые еловые и сосновые леса на болоте и на многие версты вокруг. Ветер без устали давил на них, и казалось, что это он, ветер, наносит густые таежные сумерки.

— Выходи, кто есть! Милиция! — закричал Корчагин. Он вскинул руку с наганом и сделал еще два прыжка. «Скачет, как лось», — подумал Зырин и обернулся. Веричев с Кешей остановились саженях в трех-четырех.

Шумело соснами сухое болото, шумели окружающие его еловые дебри. Корчагин замер с поднятым вверх наганом. «Ложись в мох! — велел он Зырину. — Да заряди-ка на всякий случай пулей…»

Счетовод лежа зарядил ружье. В спешке он не запомнил, пулей или картечью. Милиционер велел кричать всем и сам громко повторил приказание:

— Выходи сюда! Милиция!

После дружных криков по-прежнему никто из избушки не вышел, Корчагин посоветовался с Игнахой, что делать. Оба были уверены в том, что Павел Рогов будет сопротивляться, что он чем-нибудь да вооружен. В тупом напряжении бежали секунды. Крупный дождь сильнее застучал по милицейскому макинтошу.

Вдруг дверца лесной избушки отворилась. В темноте обозначилась человеческая фигура, она продвинулась в сторону от избушки, и Корчагин вскричал:

— Стой! Стой! Милиция!

Человек не остановился, и милиционер приказал Зырину: «Вперед! Я пойду сзади тебя! Если будет уходить, стреляй по моей команде…» Зырин встал на ноги, пробежал метров пять и вскинул ружье.

— Стой! Стой! — изо всей мочи орал Корчагин и выстрелил из нагана. — Ах, гад, сейчас уйдет… Товарищ Зырин, стреляй, а то убежит!

Счетовод машинально нажал на спуск… Выстрел берданки в лесном шуме прозвучал сильнее, но совсем по-домашнему. Корчагин выстрелил еще раз и бросился в сторону избушки, но запнулся и упал, теряя из виду фигуру.

— Где он? — заорал милиционер, вставая. И еще два револьверных выстрела не шибко хлопнули сквозь лесной гул. Лес шумел по-прежнему равнодушно и отрешенно.

— Упал он, упал, я видел, как он повалился, — на ходу бормотал Кеша. Но его никто не слушал. Четверо уже подбежали к избушке.

Корчагин с наганом в правой руке левой распахнул дверцу:

— Выходи на волю!

Но избушка была пуста.

— Дедко, тут дедко… — позвал в это время Кеша. — Совсем, кажись, мертвый…

В избушке никого не было. Корчагин слазал внутрь и вместе с Зыриным побежал на голос Кеши.

— Где второй? — Корчагин заматерился, поскольку никакого второго нигде не было. — Удрал гад. Искать! Сопронов, Веричев, где второй?

Не убирая из-под дождя наган, он подбежал к мертвому старику.

— В голову вроде… — сказал Кеша.

Игнаха и Веричев, не глядя на «добычу», молча озирались, всматривались в лесной сумрак. Дождь сек по щекам и слева и справа. Он словно стегал «охотников» вересовыми ветками. Веричев первый встал под застрех избушки. Навес был слишком узок. Он не спасал от воды, летевшей не сверху, а сбоку.

Леса шумели вокруг болотной избушки Никиты Ивановича Рогова. Сам Никита Иванович, уткнувшись в кустик черничника, недвижим лежал на правом боку. Корчагин еще раз обругал своих спутников. Застегнул кобуру и поворотил старика лицом вверх. Белела в сумерках борода, лоб оттеняли темные черничные ягоды. Красной поздней княжицей янтарная кровь мешалась с дождем, розовой струйкой стекала в мох. Глаза старика были чуть приоткрыты, дедко словно бы видел желтые вспышки молний, прислушивался к небесному грому, который шарахался над болотом. Лицо как будто бы улыбалось, радуясь новому состоянию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Час шестый

Час шестый
Час шестый

После повести «Привычное дело», сделавшей писателя знаменитым, Василий Белов вроде бы ушел от современности и погрузился в познание давно ушедшего мира, когда молодыми были его отцы и деды: канун коллективизации, сама коллективизация и то, что последовало за этими событиями — вот что привлекло художническое внимание писателя. Первый роман из серии так и назывался — «Кануны».Новый роман — это глубокое и правдивое художественное исследование исторических процессов, которые надолго определили движение русской северной деревни. Живые характеры действующих лиц, тонкие психологические подробности и детали внутреннего мира, правдивые мотивированные действия и поступки — все это вновь и вновь привлекает современного читателя к творчеству этого выдающегося русского писателя.

Василий Иванович Белов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Лекарь Черной души (СИ)
Лекарь Черной души (СИ)

Проснулась я от звука шагов поблизости. Шаги троих человек. Открылась дверь в соседнюю камеру. Я услышала какие-то разговоры, прислушиваться не стала, незачем. Место, где меня держали, насквозь было пропитано запахом сырости, табака и грязи. Трудно ожидать, чего-то другого от тюрьмы. Камера, конечно не очень, но жить можно. - А здесь кто? - послышался голос, за дверью моего пристанища. - Не стоит заходить туда, там оборотень, недавно он набросился на одного из стражников у ворот столицы! - сказал другой. И ничего я на него не набрасывалась, просто пообещала, что если он меня не пропустит, я скормлю его язык волкам. А без языка, это был бы идеальный мужчина. Между тем, дверь моей камеры с грохотом отворилась, и вошли двое. Незваных гостей я встречала в лежачем положении, нет нужды вскакивать, перед каждым встречным мужиком.

Анна Лебедева

Проза / Современная проза