Час скитаний

Проводник у них теперь был снова один – Павел, точнее, дед Паша, как он сам представился. По его словам, было деду сорок лет, но выглядел он гораздо старше. Мелкий, вертлявый, со шрамом через всё лицо, который был почти незаметен на фоне глубоких, не по возрасту морщин, с лысиной и бородкой, Павел казался Младшему похожим на немолодого шимпанзе. Такой же сутуловатый и длиннорукий.

Фамилию свою он не назвал, объяснил, что в его родном посёлке фамилии уже давно не в ходу, он и не знал её никогда. Такое тоже бывало. История Павла была странная, но совсем не уникальная. Он говорил, что в гробу видал эту Орду, а пошёл с ней, чтоб с голоду не умереть. Был он родом из-под Саратова. Посёлок его перешёл под СЧП добровольно. Раньше им приходилось платить дань городу Муравейнику «за право пользоваться шоссе», а в неурожайные годы, когда платить было нечем, отдавали нескольких детишек в рабство. Почему-то там предпочитали мальчиков. Может, перепродавали куда…

Поэтому Орда, которая сожгла этот Муравейник, не казалась таким уж плохим выбором.

И вроде бы всё было ничего, рассказывал Павел, мол, жизнь начала налаживаться. Ордынцы много обещали и кое-что даже выполнили. Открыли в соседнем селе комендатуру, начали собирать десятину и ввели боярщину. Типа обязательных работ. Но всё это в строго установленном размере, а не так, как прежние хозяева, три шкуры дравшие.

Но однажды из-за пьяных «сахалинцев» погибла его маленькая дочка – «ихний грузовик её сбил». С семьёй он на тот момент уже не жил, ушёл к другой женщине. Жена его бывшая попыталась права качать… в результате была выпорота и отправлена в каземат, а там вскоре померла.

Да и в целом боярщина оказалась ничуть не лучше поборов Муравейника, становясь все жёстче.

После гибели дочки и своей бывшей он начал пить. В итоге новая баба его бросила, а он тогда запил по-чёрному и словил «белочку». Та, приняв облик громадного зайца-русака, на которого дед Паша полдня неудачно охотился, сказала ему: мужик, ты должен вступить в войско Уполномоченного, чтоб, как говорится, двух зайцев убить: и самому кормёжку иметь, и «сахалинцам» рукожопостью своей максимально вредить. Почему вредить? А он считал себя проклятым. Потому так считал, что последние годы у него всё было не слава богу. То сарай сгорит, то овцы убегут, топча по пути чужие огороды, то целый курятник, который он нанимался сторожить, лисы выжрут за ночь. Вся деревня была рада, когда он в рекруты записался. На самом деле его проклятьем, конечно, был алкоголизм, но сам Павел думал, что цыганка навела на него порчу.

К слову, ордынские власти пить не мешали, только самогон гнать запрещали. Спирт у Орды был свой, заводской, его разводили и поставляли в деревни централизованно. Поэтому долговая кабала никуда не делась. Пить запрещалось только во время посевной-уборочной и каких-нибудь авралов. За ослушание пороли. Наказаний было много и все заковыристые. Жаловаться бесполезно, да и некому. «Жалобщику первый кнут», как говорится.

Младший Павлу верил. История была слишком дикой для вымысла… Ну, не может врать человек, который такое пережил. Дед Паша просил освободить себя и выдать оружие. Пустырник оружия не дал: «Извини, я предателям не верю, даже честным». Но пока все советы и указания деда Паши по маршруту были правильными и позволили им сэкономить время. Этот ордынский перебежчик выдал несколько таких секретов, которых они по-другому никогда бы не узнали. Например, про то, как у «сахалинцев» организованы боевые отряды, охотничьи партии, как они проводят мелкий ремонт. Мало что из этих «лайфхаков» можно было напрямую использовать. Зато понимать врага они стали лучше.

* * *

Около полудня увидели на обочине свой снегоход. Рядом с ним маячили две фигуры дозорных.

Командир с заместителем вышли из КШМ, взяв с собой Сашку.

– Командир, смотри, что нашли, – Лысый протянул Пустырнику находку.

Это была большая, необычной формы консервная банка. Под незнакомыми буквами какого-то чужого языка было изображено животное, похожее на корову, но покрытое длинной густой шерстью. Тот повертел её в руках.

– Ещё жирная. И пахнет мясом… и солидолом… Из стратегического резерва…

– И не боятся они такое жрать… Ей же сто лет в обед. Даже я бы не стал.

Все знали, что Лысый в походах может хоть улиток есть, хоть крыс, хоть собачью ляжку нежареную.

– Смелые… или слабоумные. Ничего, нам только на руку, если продрищутся. Не знаю, в каких убежищах они это нашли. Но там могло быть и что-то более ценное.

Все свои следы – кострища, кости и потроха съеденной дичи или рыбы, отхожие места – уходящие «сахалинцы» пытались маскировать, но делали это довольно небрежно. Да, они всё закапывали или прятали в подвалах развалин, почти не выходили из машин, не устраивали лежбищ снаружи. Но глаза сибиряков, привыкших к охотничьим вылазкам в мёртвые города, замечали каждую мелочь.

Ясно было, что враги совсем недалеко. И едут медленно. Известно, что скорость колонны равняется скорости самого тихоходного в ней транспортного средства. Наверное, есть у ордынцев что-то очень небыстрое.