Час цветения папоротников

«Твою ж в три господа мать!» – прохрипел Смык, пытаясь подняться. Неимоверным усилием воли он заставил себя ступить на подвернувшуюся ногу и скрипя зубами, побежал к углу дома. Вернее, быстро заковылял, замечая, как впереди из тротуара взвиваются серые фонтанчики. То рвали перед ним асфальт пули. Каждый, кто стрелял, уж очень хотел в него попасть. Все они брали с упреждением. Их ненависть его спасла. И вдруг, в разгар погони он увидел себя со стороны: затравленного и кривого. Прав был гражданин Конфуций, который рекомендовал остановиться на бегу и посмотреть, как на дереве распускаются листья.

Свернув за угол дома, он увидел у обочины до крыши заляпанную грязью «Таврию», из которой вылезал какой-то увалень. Схватив его за волосы, Смык выдернул его из кабины и упав на сиденье, шлейфонул с дымом из-под колес. Он гнал, и гнал машину, уходя от погони, хотя никто его не преследовал. Убедившись в этом, он заставил себя сбавить скорость.

Покружив по улицам, Смык с неохотой бросил спасший его автомобиль. Взглянув напоследок в зеркало заднего обзора, он увидел в нем свой перечеркнутый морщинами лоб и туберкулезный румянец, рдеющий на скулах. Его лицо было неподвижно, оно давно уже не выражало никаких чувств, застыв посмертной маской, лишь глубоко в темных глазницах жили гранитно-серые глаза, мерцая лихорадочным жаром, сжигающим его изнутри.

На метро он добрался в нижнюю часть города – на Подол и вышел на Контрактовой площади. Здесь, в пяти минутах ходу от метро, на Костантиновской улице во дворе старого двухэтажного дома в небольшом флигеле ночевала его банда. Смык разрешал им здесь только ночевать, иначе бы от флигеля, да и от дома, давно бы ничего не осталось. Это было отребье, которому противопоказано было долго находиться вместе. Ни один честный вор никогда бы с ними дела не имел. Смык это понимал, но у него не было выбора. С холодным презрением играя своей и чужими жизнями, он планировал использовать их, как пушечное мясо в предстоящем налете.

Смык чуял, как вокруг его сжимается кольцо, будто кто-то невидимый затягивал у него на шее петлю. Но идти в отрыв без достаточной суммы наличных не имело смысла. На чужой территории организовать налет было бы намного сложнее. Он второй месяц наблюдал за супермаркетом «Фокстрот» на Петровке, торгующим бытовой электротехникой. К концу дня выручку из него в инкассаторский фургон грузили мешками. Эти серые холщовые мешки можно было взять до приезда инкассаторов.

У охранников «Фокстрота» были только газовые пистолеты. Но полной уверенности в том, что вооружены они только газовым оружием у него не было, и он выжидал. А пока, натаскивал своих подручных, через день отправляясь с ними на грабежи в разные районы Киева. Никогда раньше он с ними не ночевал, но других точек на сегодня у него не было, и пришлось довольствоваться тем, что есть.

В каждом крупном городе есть свое «дно»: в Москве, Марьина роща; в Одессе, Молдаванка, а в Киеве ‒ Подол. Старый Подол издавна был прибежищем для всевозможных отщепенцев, людей дна, так называемых, подонков. Времена изменились, но Подол остался прежним. Здесь день и ночь роится, пьет и гуляет бездомный, никогда не работающий сброд. Таков образ их жизни, его не изменить. Они не хотят, не могут, и не будут жить по-другому.

Несколько минут постояв, прислушиваясь, Смык отворил незапертую дверь во флигель. В большой пустой комнате с подранными обоями и забитыми фанерой окнами на ящиках сидело трое его подручных, подобранных им по пивным и базарам. Посреди комнаты стоял такой же перевернутый ящик, используемый в качестве стола, накрытый вместо скатерти газетой. На нем лежал хлеб и нарезанная большими кусками, будто порубленная топором колбаса. Украшением стола была трехлитровая банка с солеными помидорами. На полу стояли четыре полные бутылки водки. Пятую, один из них, по кличке Патлява, держал в руках, разливая водку по пластиковым стаканам. Судя по бутылкам, вечеря только началась.

Коротко бросив всем: «Привет», Смык сел на пододвинутый Патлявой ящик. Он снял ботинок и носок, стопа распухла, как подушка. Скрипнув зубами, он выпил протянутый Патлявой стакан. Патлява услужливо налил ему из банки рассола, поставил банку на пол и принялся чесать себе спину, озабоченно о чем-то размышляя. Все насторожено молчали, поглядывая, то на Смыка, то на его, белеющую на полу ногу. Они с трудом терпели друг друга, и ни один из них, не доверял другому, одна лишь выгода заставляла их держаться вместе. В шайке, с меньшим риском можно было грабить. Смык всегда тщательно планировал налет, поровну делил добычу и, к тому же, обеспечивал им безопасное жилье.