Их поездка напоминала ему катание на коньках: бесконечные повороты направо, направо и снова направо, но это не имело значения. Опасность, грозившая им, была не более чем иллюзией. Теперь – как это бывало всегда после подобных видений – ему открылись факты. Точнее, ощущение было таким, словно они всегда присутствовали в его памяти – подобно его собственному адресу, номеру телефона и дате рождения.
Тот человек был приемным отцом Роуан, которого она презирала, ибо боялась, что похожа на него – такая же безапелляционно решительная, равнодушная и жестокая. Всю свою жизнь она стремилась избежать этого сходства, не стать такой же, как он, и старалась во всем брать пример с приемной матери – доброжелательной, зачастую сентиментальной, с большим чувством вкуса женщины, которую все любили, но никто не уважал.
– Ну, и что же вы видели? – спросила Роуан.
В свете фар встречных машин ее лицо казалось удивительно гладким.
– А разве вы не догадываетесь? Боже, как я хочу, чтобы эта сила исчезла, чтобы я больше никогда ничего не ощущал. Я не желаю ничего знать о других.
– Что вы видели?
– Он умер на полу. Вы были рады. Он не развелся с вашей приемной матерью, она так и не узнала о его намерении. Его рост был шесть футов два дюйма, он родился в Калифорнии, в городке Сан-Рафаэль, и машина, в который мы едем, принадлежала ему.
Откуда приходит к нему это? А ведь он мог бы рассказать еще очень и очень многое. С самого первого вечера после чудесного спасения в Майкле жила уверенность в том, что ему доступны любые сведения – стоит только пожелать.
– Вот что я видел, – после небольшой паузы продолжил он. – Вам интересно? Хотите продолжения? А вот меня интересует другое: зачем вам понадобилось, чтобы я это увидел? Какой прок от моего знания о том, что, вернувшись из клиники, вы уселись на кухне и съели то, что он приготовил перед смертью? Или о том, как врачи пытались привести его в чувство, хотя бессмысленнее занятия не придумаешь, поскольку он умер еще по дороге в клинику.
Она долго молчала и наконец прошептала:
– Мне тогда очень хотелось есть.
Майкла передернуло. Он с треском открыл новую банку пива. В машине вкусно запахло солодом.
– Теперь вы уже не испытываете ко мне симпатии, не так ли? – спросил он.
Роуан сосредоточенно глядела на дорогу и не произнесла в ответ ни слова.
Фары встречных машин слепили глаза. Слава Богу, она сворачивает с главной автомагистрали на узкую дорогу, ведущую в Тайбурон.
– Еще как испытываю, – наконец откликнулась Роуан.
Голос был тихим, томным, с хрипотцой.
– Я рад, – признался Майкл. – А то я действительно боялся… Я правда рад. Даже не знаю, зачем наговорил вам столько глупостей…
– Но ведь я же сама попросила рассказать, что вы видели.
Майкл рассмеялся и основательно припал к банке.
– Мы почти дома, – сообщила Роуан. – Не будете ли вы любезны оторваться от пива? Прошу вас как врач.
Вместо этого Майкл сделал новый большой глоток… Снова кухня… запах жаркого из духовки… Открытая бутылка красного вина и два бокала…
–
– Не
Там было что-то еще… что-то очень важное… И чтобы увидеть все в подробностях, нужно всего лишь сосредоточиться…
–
Они свернули направо, на запад, как предположил Майкл, и въехали на темную, густо обсаженную по обе стороны деревьями улицу, которая сначала шла вверх, а затем спускалась по склону. Снова мелькнул громадный кусок ясного неба, полного далеких равнодушных звезд, и живописная панорама Сосалито, разбросанного по холмам вплоть до маленькой гавани. Майкл догадался, что они почти приехали.
– Можно мне спросить вас, доктор Мэйфейр?
– О чем?
– Вы… вы боитесь причинить мне боль?