От подобного легко отмахнуться: дети склонны брать на себя вину за происшествия, сути которых не понимают. Но все дело в том, что, едва девочка повалилась на гудрон игровой площадки, Роуан испытала какое-то странное внутреннее ощущение. Впоследствии, перебирая в уме подробности давнего происшествия, она пришла к выводу: охватившее ее в тот момент и словно выплеснувшееся наружу ощущение в чем-то сродни сексуальному возбуждению. При виде лежавшей на спине обидчицы у Роуан как будто сработало диагностическое чутье, подсказавшее, что девочка умрет.
Как бы то ни было, Роуан сумела забыть про этот случай. Грэм и Элли, как и полагалось заботливым, по калифорнийским понятиям, родителям, водили ее к психиатру. Она играла с его куклами – маленькими игрушечными девочками, говорила то, что психиатр хотел от нее услышать, а тем временем люди то и дело умирали от «ударов».
Через восемь лет после происшествия в школе на пустынной дороге, вьющейся меж холмов Тайбурона, вылезший из «джипа» мужчина зажал Роуан рот и гадким голосом – вкрадчивым и исполненным наглости – произнес:
– Только попробуй пикнуть, милашка.
Ее приемным родителям и в голову не приходило провести параллель между гибелью той маленькой девочки и внезапной смертью напавшего на Роуан насильника как раз в тот момент, когда она отчаянно боролась, пытаясь вырваться из его цепких рук. Тогда ей вновь довелось испытать уже знакомое необычное, острое ощущение: гнев буквально захлестнул Роуан, заставляя цепенеть тело и лишая ее способности ясно мыслить. Все кончилось тем, что мерзавец вдруг ослабил хватку и уткнулся лицом в руль…
В отличие от остальных Роуан со спокойной уверенностью связала оба случая воедино. Разумеется, не сразу, не тогда, когда, с силой рванув дверцу «джипа», с криком понеслась по дороге, – в те минуты она даже не сознавала, что спасена. Свои умозаключения Роуан сделала уже дома, после ухода дорожного патруля и криминалистов. Лежа в темноте, она размышляла в одиночестве и в конце концов поняла, что смерть насильника была вызвана ею.
Между тем случаем и смертью Грэма пролегло еще почти пятнадцать лет… Элли умирала от рака и была слишком слаба и измучена, чтобы делать какие-либо сопоставления. А Роуан, конечно же, не собиралась, подвинув стул к постели матери, присесть рядом и сказать что-нибудь вроде: «Мама, мне кажется, его убила я. Он постоянно обманывал тебя, хотел развестись. Даже не мог подождать каких-нибудь два месяца – два несчастных месяца, оставшиеся до твоей смерти».
Такая картина могла возникнуть лишь в ее воображении – узор мыслей, хрупкий, как паутина. Но мысленная картина – это еще не намерение. Картины и узоры могут возникать в голове когда угодно и оставаться там на длительное время, а намерение должно быть спонтанным и быстровыполнимым.
«Ты не посмеешь это сделать! Ты не посягнешь на жизнь!» Она раз и навсегда запретила себе вспоминать о драке с девочкой и даже о сражении с насильником в «джипе». И уж тем больший ужас вызывали у нее воспоминания о последнем разговоре с Грэмом.
– Как это понимать – ты «подготовил все необходимые бумаги»? – спросила тогда ошеломленная Роуан. – Ведь Элли умирает! И ты рассчитываешь на мою поддержку?
Грэм схватил ее за руки и попытался поцеловать.
– Роуан, я люблю тебя. Но она уже не та женщина, на которой я женился.
– Вот оно что! Не та женщина, которую ты обманывал в течение тридцати лет?
– Там, в спальне… она… она уже не человек… А я хочу помнить ее такой, какой она была…
– И ты осмеливаешься говорить это мне?…
На какое-то мгновение его глаза остановились, а с лица исчезла презрительная гримаса. Люди всегда умирают с умиротворенным выражением лица. И у того человека в «джипе», готового ее изнасиловать, лицо вдруг стало таким отрешенным…
В ожидании приезда «скорой помощи» Роуан успела склониться над Грэмом и приложить к его голове стетоскоп. Она услышала совсем тихий звук, настолько слабый, что не каждый врач смог бы его расслышать. Но Роуан отчетливо различила его – шум устремившегося в одну точку потока крови…
Никому и в голову не пришло в чем-либо ее обвинить. Да и на каком основании?! Она же сама врач и находилась рядом, когда случился весь этот «ужас». Бог свидетель, она сделала все, что смогла.
Разумеется, все знали, что Грэм был весьма далек от идеала: и его коллеги-адвокаты, и секретарши, и даже его последняя пассия, эта маленькая дурочка Карен Гарфилд, без зазрения совести притащившаяся потом в их дом, чтобы попросить какую-нибудь из его вещей «на память». Все, кроме жены Грэма. Но его смерть не вызвала ни малейшего подозрения. С какой стати? Человек умер от вполне естественных причин как раз в тот момент, когда уже совсем было собрался сбежать, прихватив с собой кругленькую сумму, унаследованную женой, и двадцативосьмилетнюю идиотку, которая уже успела продать свою мебель и купить два авиабилета на рейс до Санта-Крус.
Однако смерть Грэма была вызвана отнюдь не естественными причинами.