Час волка

- Да, сударь. - Мышонок, держа топор под мышкой, поплелся, куда указал офицер, а Майкл последовал за ним. Остальные перешли на противоположную сторону дороги. - Эй! - заорал лейтенант. - Недомерок! Мышонок остановился и чуть согнулся, испуганный. - Единственный способ извлечь из тебя пользу для немецкой армии заключается в том, чтобы зарядить тобой пушку и выстрелить! - Несколько солдат рассмеялись, будто сочли это хорошей шуткой. - Да, сударь, - ответил Мышонок и пошел в поредевшие деревья.

Майкл выбрал место между двумя пленными и стал тоже рубить топором. Пленные не прекратили работу и никак не отреагировали на него. Щепки летели в холодном утреннем воздухе, запах сосновой смолы смешивался с запахами пота и изнурения. Майкл заметил, что у многих пленных к робам была пришита желтая звезда Давида. Все пленные были мужчинами, все были грязны и у всех было одинаковое выражение лица, изможденное, с остекленелыми глазами. Они спрятались, по крайней мере на время, в свои воспоминания, и топоры у них мелькали в механическом ритме. Майкл свалил тонкое деревце и отступил назад, утирая лицо рукавом. - Эй, там, не расслабляться! - сказал один из солдат, став позади него.

- Я не пленный, - сказал ему Майкл. - Я - гражданин Рейха. И заслужил, чтобы ко мне относились с уважением... мальчик! - добавил он, поскольку солдату было самое большее девятнадцать.

Солдат зло глянул на него, с минуту было тихо, слышались только стуки топоров, потом солдат прорычал что-то про себя и пошел дальше вдоль шеренги работающих, неся в руках автомат "Шмайсер".

Майкл вернулся к работе, острие топора серебристо засверкало. Под бородкой у него скрежетали зубы. Было двадцать первое апреля, восемнадцатый день с тех пор, как они с Мышонком покинули Париж и отправились в путь по маршруту, разработанному для них Камиллой и французским Сопротивлением. Эти восемнадцать дней они ехали в фурах, бычьих повозках, товарных поездах, шли пешком и гребли на лодке по империи Гитлера. Они ночевали в подвалах, на чердаках, в ямах, в лесу и потайных нишах в стенах и держались на той диете, которой могли их снабдить помогавшие им. Иногда они бы и вовсе голодали, не найди Майкл способ ускользнуть, сняв одежду, чтобы поохотиться на мелкую дичь. И тем не менее оба, и Майкл, и Мышонок, похудели, каждый из них потерял по десятку фунтов веса, они выглядели голодными, глаза запали. Но, опять-таки, такими же были большинство гражданских, которых видел Майкл: пайки уходили к солдатам в Норвегию, Голландию, Францию, Польшу, Грецию, Италию и, конечно, сражавшимся за их жизненные интересы в России, а люди в Германии, числом чуть меньшим, ежедневно умирали. Гитлер мог бы гордиться своей стальной волей, но из-за его стального сердца страна бедствовала.

Так что же насчет Стального Кулака? - думал Майкл в то время, когда острие его топора взметало в воздух щепки. Он упоминал это сочетание слов нескольким агентам от Парижа до Золингена, но никто из них не имел ни малейшего представления о том, что они могли бы значить. Все они, однако, были единодушны в том, что это - кодовое название в стиле Гитлера, идеально подходившее к его воле и сердцу, и мозгу, который, должно быть, тоже был из стали.

Чем бы ни был Стальной Кулак, Майкл должен был это выяснить, и необходимость этого росла с приближением июня и дня неизбежного вторжения союзников - штурм побережья без полного знания того, с чем им предстояло иметь дело, был бы самоубийством. Он повалил еще одно дерево. Берлин был менее чем в тридцати милях на востоке. Они дошли из такой дали по изрытой воронками и освещаемой по ночам бомбовыми взрывами земле, уклоняясь от эсэсовских патрулей, броневиков и подозрительных селян, для того, чтобы их зацапал желторотый лейтенантик, все интересы которого ограничивались рубкой сосен? Предполагалось, что Эхо в Берлине свяжется с Майклом - это было устроено Камиллой. На этом этапе любая задержка была чревата осложнениями. Отсюда - меньше чем тридцать миль, но топоры продолжают махать.

Мышонок срубил свое первое дерево и смотрел, как оно валилось. По обеим сторонам от него размеренно трудились пленные. В воздухе во все стороны густо летели щепки. Мышонок отдыхал, опираясь на топор, плечи у него уже ныли. Где-то дальше, в глубине рощи, застучал дятел, передразнивая топоры. - Давай, продолжай работать! - Солдат с винтовкой встал рядом с Мышонком.

- Я на минуточку отдохнуть. Я...

Солдат пнул его в икру правой ноги, не настолько сильно, чтобы сбить с ног, но достаточно, чтобы оставить синяк. Мышонок скривился и увидел, как его друг, человек, которого он знал только как зеленоглазого, прекратил работу и стал наблюдать за ними.

- Я сказал продолжать работу! - приказал солдат, казалось, не заботясь о том, немец Мышонок или нет.

- Ладно, ладно. - Мышонок опять поднял свой топор и прохромал чуть глубже в деревья. Солдат шел за ним по пятам, стараясь найти еще причину, чтобы пнуть маленького человечка. Сосновые иголки царапали лицо Мышонка, и он отводил ветки в сторону, чтобы подобраться к стволу.