Час волка

Михаил пожал плечами, не понимая.

— За тобой хорошо ухаживали, — продолжал Виктор. — Родился в аристократической семье. — Он же видел, как были одеты мать, отец и сестра Михаила: по высшему разряду. Тряпки от их одежды пошли на факелы. Он поднял вверх свою руку с тонкими пальцами и повертел ею на свету. — Я был профессором Киевского Университета, очень давно, — сказал он. В его голосе была не тоска, а просто сожаление. — Я преподавал языки: немецкий, английский, французский. — В его глазах промелькнул жесткий блик. — Я изучил три разных языка — для того, чтобы жить подаяниями вместе с женой и сыном. В России человеческая жизнь не поощрялась.

Виктор прошелся, освещая факелом книги. — Если только, конечно, тебе не удалось изобрести более эффективный способ убивать, — добавил он. — Но мне представляется, что все правительства примерно одинаковы: все жадны, все близоруки. Это проклятие человечества — иметь разум и не иметь ума им воспользоваться. — Он остановился, чтобы аккуратно снять с полки том. Задняя часть обложки отсутствовала, а кожаные страницы отрывались от переплета. — «Республика» Платона — сказал Виктор. — Слава Богу, на русском. Я греческого не знаю. — Он обнюхал переплет, как будто вдыхая удивительный аромат, потом вернул книгу на место. — «Хроника Юлия Цезаря», теория Коперника, «Ад» Данте, «Путешествия Марко Поло»… все вокруг нас, двери в различные миры. — Он провел факелом и приставил палец к губам. — Ш-ш-ш, — прошептал он. — Замри, и ты услышишь звуки поворачиваемых ключей, здесь, в темноте.

Михаил прислушался. Он услышал размеренные скребущие звуки — не ключа в двери, а крысы где-то в этом огромном зале.

— Ну, да. — Виктор пожал плечами и продолжил обозревать книги. — Теперь они принадлежат мне.

Опять намек на усмешку.

— Я могу откровенно признать, что у меня самая большая библиотека, какая только есть у какой-либо ликантропа в мире.

— Ваша жена и сын, — сказал Михаил. — Где они?

— Мертва. Мертв. — Виктор остановился, чтобы снять паутину с нескольких томов. — Они оба умерли с голода, после того, как я потерял свое положение. Такая была политическая ситуация, понимаешь. Мои идеи кого-то раздражали. Некоторое время мы скитались. И побирались тоже.

Он уставился на свет факела, и Михаил увидел, что в его янтарных глазах зажглись огоньки.

— Я был не очень умелым нищим, — спокойно сказал он. — После того, как они умерли, я поставил крест на своей жизни. Я решил уехать из России, может быть в Англию. В Англии много образованных людей. Я пошел по дороге, которая завела меня в этот лес… и меня покусал волк. Его звали Густав… это был мой учитель.

Он посветил так, чтобы видеть Михаила.

— У моего сына были темные волосы, как у тебя. Хотя он был постарше. Одиннадцать лет. Он был очень хороший мальчик.

Факел поднялся, и Виктор повел им кругом по залу.

— Ты прошел дальний путь, Михаил. Но тебе предстоит идти еще дальше. Ты слышал легенды о человеках-волках, да? Каждого ребенка хотя бы раз пугали перед сном такими сказками.

— Да, сударь, — ответил Михаил. Его отец рассказывал ему и Лизе сказки о всеми проклятых людях, которые превратились в волков и растерзывали овец на куски.

— Все это вранье, — сказал Виктор. — Ни при чем тут полнолуние. Да и ночь тоже. Мы можем пройти превращение, когда только захотим… но научившись его контролировать, и на это тоже нужно время и терпение. Первое у тебя было, второму ты научишься. Некоторые из нас умеют превращаться избирательно. Знаешь, что это значит?

— Нет, сударь.

— Мы можем управлять тем, с какой части начать превращение. Руки, например, в лапы. Или лицо и зубы. Задача заключается в полном контроле над умом и телом, Михаил. Отвратительно для волка — или человека — утратить контроль над собой. Как я сказал, тут тебе есть чему поучиться. Это не простая задача, ни в коем случае; пройдут годы, прежде чем ты сможешь это освоить, если вообще сможешь.

Михаил ощутил, что внимание его рассеивалось; он наполовину слушал, о чем говорил Виктор, наполовину прислушивался к скребущейся в темноте крысе.

— Ты что-нибудь знаешь об анатомии? — Виктор взял с полки толстую книгу. Михаил тупо посмотрел на него.

— «Анатомия: изучение человеческого тела», — перевел Виктор. — Она написана по-немецки, в ней даны изображения мозга. Я много думал о тех микробах, которые в нашем теле, и о том, почему мы можем совершить превращение, в то время как обычные люди не могут. Я думаю, что микроб поражает что-то в глубине мозга. Что-то давно захороненное, предназначенное забвению.

Голос его становился возбужденным, как будто он опять был на университетской кафедре.

— Вот эта книга, — он вернул на место книгу по анатомии и вынул другую, соседнюю, — о философии разума, из средневековой рукописи. В ней представляется, что мозг человека многослоен. В центре мозга заложены инстинкты животного мира; природа зверя, если…

Михаил отвлекся. Крыса: скребет, скребет. В животе у него пробудился позыв голода, как будто звякнуло в колокол.