Час волкодава

Сели. Миша попой на подушку, Макарыч на скомканное одеяло. Капитан отпустил Мишины волосы, немного ослабил фиксирующий кисть захват.

— Череп, глянь-ка. — Креветка обнаружил в глубинах тумбочки Мишину докторскую сумку с лекарствами. — Полный баул колес, бля! На штуку баксов, по крайняку, реально! А меня разводил — он, типа, колеса не толкает, бля! Ссученный, бля, доктор! Падла, бля! Я ему по-людски — помоги, бля, раскумариться, сдай колесико, а он, бля, член, а не колесико, сука, бля...

— Засохни, Креветка. — Череп артистичным жестом извлек из ящика письменного стола пачку долларов. Смял баксы в кулаке с показной небрежностью. Улыбнулся во весь рот, обнажив два ряда неровных желтых лошадиных зубов. — До хера бабок, док. Откуда?

— Отвечай! — Макарыч сильнее стиснул Мишины пальцы.

— Зарабо-о-тал... — выдохнул Чумаков.

— А налоги заплатил? — Череп улыбнулся еще шире, продемонстрировав красные влажные десны. — Че зенки пялишь? Больно? Будет еще больнее, обещаю. Ты нас шибко обидел, доктор. Тя никто в наш кабак не звал. Сам пришел или тя кто прислал — надо разобраться. Только один хрен, ушел ты погано. Нагадил и утек. Теперь держи ответ по понятиям, сявка. На чем ты, урод, бабки делаешь, меня не колышет. Под кем ходишь, док, интересуюсь. Кому с табуша отстегиваешь? Кто тя пасет? Кто доит?

— Если считаешь, что я тебе чего-то должен, — бери деньги и сваливай, — поспешил ответить Миша, не дожидаясь стимулирующего пожатия пальцев. — Стучать никому не стану. Сам вляпался по дури и...

— Заткнись! По делу базарь. Под чьей «крышей» живешь, док? По понятиям забьем стрелку с твоей «крышей» устроим разбор, сделаем предъяву. Козлом буду, если ты сам, не спросясь папы, к нам зарулил — тя сдадут со всеми потрохами. А не сдадут, так мы твою «крышу» с говном смешаем. Хоть ты под ментами ходишь, хоть под синяками, хоть под кем — понятия для всех едины. Просекаешь, фофан? Колись для почину, на кого пашешь, после побазарим, на кой, в натуре, беспредельничал. По новой начнешь гнать за черный «бумер», Макарыч те глаза выдавит. Врубился в расклад, борзый? А? Не слышу?

— Врубился...

Миша прикрыл глаза, которые ему обещали выдавить. Как вчера сказал богатырь с раненым плечом? «Все возможно, пока ты живой», — вот что он сказал. Ошибся подстреленный богатырь. В милицию, даже если бандиты сейчас же исчезнут, явиться и попросить помощи невозможно. Если у официально практикующего доктора на дому хранятся лекарства — это никого не удивит. Если же эти лекарства забирают бандиты (а Креветка скорее сдохнет, чем расстанется с баулом, полным таблеток), и еще они забирают без малого пять тысяч долларов, и еще вчера врач-ветеринар надебоширил в бандитском притоне, и еще... Множество больших и малых «еще», которые делают чистейшую правду слишком похожей на отчаянный вымысел. К тому же — вот она, милиция, рядом. Жалуйся сколько влезет капитану по отчеству Макарыч, авось пожалеет и выдавит всего один глаз вместо двух...

— А если ты один на льдине, доктор, если в одиночку, втихаря шакалишь, без «крыши», без зонтика — так уж и быть, как представитель закона, возьму тебя под свою защиту, — пообещал Макарыч елейным голосом, чуть сильнее сдавливая Мишины онемевшие пальцы. — Пять литров спиртяги плюс тонна гринов на закусь ежемесячно, и живи спокойно, работай, но сначала...

Закончить фразу Макарыч не успел. Его перебил звонок в дверь. Средней продолжительности «дзы-ы-нь» стерло улыбку с лошадиного лица Черепа, заставило Креветку вздрогнуть, а Макарыча застыть с разинутым ртом.

— Ты кого-то ждал, урод? — громким шепотом спросил Череп, буравя Мишу злобным взглядом.

— Никого я не жду! — огрызнулся Чумаков. — Не фига было погром устраивать! Соседи у меня очень нервные, не любят, когда шумно. Наверное, опять мужик снизу притащился... Вы бы переждали, пока ему звонить надоест, взяли баксы и свалили, а то он может участкового вызвать. Бывали уже прецеденты. Ни мне, ни вам на фиг не нужно, чтобы...

— Дзынь-дзы-ынь, дзы-ы-ы-нь! — На сей раз трель звонка не позволила договорить Чумакову.

— Участкового?! — Макарыч отпустил многострадальные Мишины пальцы и хлестко, сноровисто, будто дал пощечину, врезал Чумакову ребром ладони по горлу. — Срал я на участкового! Я сам милиция. Забыл, с кем дело имеешь, хрен моржовый?

Макарыч рубанул по Мишиной шее вскользь, расслабленной кистью. Напряги капитан кисть или стукни посильнее — последствия для Чумакова могли бы быть плачевными. Однако и хлесткого, небрежного капитанского касания Мише хватило с избытком. Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Обеими руками Чумаков схватился за горло, съежился, уткнулся лбом в голые коленки.

— Не ссы, Череп! Разберемся с соседом... — Макарыч поднялся, оставив Мишу одного корчиться на забрызганном кровью из разбитого носа постельном белье, и двинулся к выходу из комнаты.

— Ты особо там не борзей, Макарыч. Лишний кипеж не в жилу, и хер его знает, сосед там, в натуре, или кто.

— Не учи ученого. Разберусь.