Час ворона

Ленечка – особь нетрадиционной сексуальной ориентации... Впрочем, такая уж сегодня она, эта самая голубая ориентация, нетрадиционная? Педерастов к концу двадцатого века в России расплодилось великое множество. И как они плодятся? Ума не приложу... Гей Леонид Стошенко – актив. То бишь у него наступает эрекция при виде голой задницы собрата по полу. К своим тридцати трем годам Ленечка успел перевидать изрядное количество задниц, но не из-за того, что развратен по натуре, нет! Леонид Стошенко всегда мечтал о такой любви, чтоб одна и навеки. Мечтал и искал. И нашел. Ее звали Боря. Она была трансвеститом. Внешне – симпатичная женщина, и одевается, как женщина, и ведет себя, как женщина. От настоящей женщины Борис имел лишь пять отличий: кадык, необходимость бриться, отсутствие грудей, мужское имя и то, что писать ему приходилось все же стоя. Наиболее консервативная часть гей-общества осудила Ленечку за связь с Борисом. Ведь Борис так похож на женщину, а женщины, эти жирные тюлени, должны вызывать отвращение у истинного жреца голубой луны. Ленечка все понимал и соглашался с блюстителями гомосексуальных нравов, однако сердцу не прикажешь. Он влюбился, и он хотел ее видеть рядом с утра до вечера и особенно с вечера до утра. Два года назад Боря согласился... пардон, согласилась выйти замуж за Ленечку. Неофициально, конечно. На свадьбе гуляла добрая половина тусовки. Я там не был, но я видел свадебные фотографии. На фото счастливый Ленечка сжимал в кулаке красную розу, а Боря – белую. Красная и белая розы стали символами единения и любви «молодых». Геи очень романтичны, сентиментальны и обожают символизм.

Все складывалось славненько, и полгода Ленечка с Борей прожили душа в душу. К сожалению, через шесть месяцев совместная жизнь дала трещину. Леонид завел любовницу – очаровательного танцора Аркашу. Боря застал... то есть застала как-то мужа в объятиях любовницы, придя домой раньше обычного, и, обливаясь слезами, ушла, переехала жить обратно к маме. Стошенко сильно переживал, порвал с Аркашей, умолял Борю вернуться. Но безуспешно. Своими семейными проблемами Ленечка достал всю тусовку. Всем и каждому изливал душу, умоляя о сочувствии. Вот и не далее как в прошлую пятницу на тусовке в «Планете Голливуд» Ленечка подсел ко мне за столик и, пьяно улыбаясь, стал доказывать, что: «Борька ко мне (то бишь к нему, к Л.Стошенко) вернется! Вот увидишь, Стас, – вернется. Я верю, она придет однажды с двумя розами, белой и красной, и, как обычно, подставит щеку для поцелуя. Я ведь порвал с Аркашкой все отношения, и Борька об этом знает». А через полчаса после Ленечкиных откровений я пошел в сортир отлить и застал там Стошенко целующимся взасос с Аркадием...

Забежав на второй этаж, я резко тормознул перед дверью в квартиру Стошенко. Встал напротив дверного косяка, так, чтобы через линзу «глазка» меня не было видно, и указательным пальцем левой руки надавил на кнопку звонка. Правую руку с двумя розами в кулаке я вытянул в сторону, расположив цветы таким образом, чтоб как раз их-то и увидел Ленечка, когда припадет к дверному «глазку» своим черным глазом. Ленечка, увидев розы, непременно решит – это Боря с игривой стыдливостью прячется от линзы подсматривающего устройства за дверным косяком. И, насколько я знаю Ленечку, он должен, обязан сразу же открыть дверь, распахнуть ее настежь, трепеща сердцем и складывая губы трубочкой для поцелуя. Гомики они такие, они романтики. Но для начала Ленечку нужно разбудить. Звоня сегодня утром ему по мобильнику, я утомился слушать длинные гудки в трубке, а, нажимая пальцем на кнопку, я морщился от непрерывного «динь-дон-тиллидон» мелодичного звонка за дверью.

Я думал, будить Стошенко непрерывным звонком придется минут пять кряду. Я ошибся. Леонид, как выяснилось, не спал. Секунд пятнадцать нудного «динь-дона», и я расслышал торопливые шаги за дверью, отпустил кнопку звонка.

– Кто там? – выкрикнул Ленечка на ходу. Замолчал, заглянул в «глазок». Громко-громко ахнул, и голос его завибрировал, будто взволнованная виртуозом-гитаристом струна: – Борис! Боренька!!! Ты вернулась!..

Ленечка управился с дверными запорами в рекордно короткое время. Дверь распахнулась, и я треснул по улыбающейся физиономии Стошенко кулаком, в котором сжимал колючие стебли двух дешевых роз.

Ударил я не сильно. Скорее даже не ударил, а втолкнул, впихнул Ленечку с порога обратно в квартиру и вошел сам следом, спешно прикрывая за собою дверь.