Час ворона

Знал бы я, как зовут хозяйку, сохрани я ее визитку, можно было бы вести диалог в более конструктивном русле, можно было бы вообще продолжить хоть какой диалог, а так... батрак старательно батрачил, не обращая на меня, сирого, никакого внимания. Я стоял, уперевшись лбом в железный прут ограды, и чувствовал, как натягиваются струны нервов.

«Вдруг она действительно уехала? — подумал я. — Что мне дальше делать, как быть? Денег — фиг рублей, шиш копеек. Одежда рваная и грязная. Ограбить какого-нибудь автовладельца — путь тупиковый. Не случись деду в „Жигулях“ плохо с сердцем, меня бы повязали менты, задействованные в кордонах на дорогах. Полный абзац! Остается вернуться на кладбище и повеситься!»

* * *

Я находился на гребне отчаяния, когда открылось окошко на втором этаже коттеджа и оттуда выглянула знакомая женская головка.

— Федор! Что случилось? С кем ты тут ругаешься? — Женщина, придерживая рукой ворот легкого халата на груди, высунулась из окна, скользнула по мне взглядом и не узнала.

— Оборвышей гоняю, Ангелина Петровна. — Батрак задрал голову и, щурясь от солнца, подобострастно улыбнулся госпоже.

— Ангелина Петровна! Ангелина! — завопил я дурным голосом. — Я Стас! Вы меня сегодня утром подвозили до санатория! Помните?!

— Вы? Стас? — Она помнила меня, но не узнавала. В ее памяти остался седовласый принц с грустным лицом, а не оборвыш с перекошенной от щенячьего счастья мордой.

Я взял себя в руки и заговорил трагическим, переполненным чувственностью голосом:

— Ангелина! Наша утренняя встреча весь день не давала мне покоя. Я исповедовался перед вами, оставил вам частицу себя и унес с собой частицу вас. Я мучился целый день и решил обязательно увидеться с вами, сегодня же, чтобы соединить разрозненные частицы... — Я еще крепче взял себя в руки. Нельзя переборщить с поэтическим пафосом, еще, чего доброго, сочтет меня пьяным и даст от ворот поворот. — Ангелина Петровна, я сел в попутную машину и от санатория добрался до поселка Степашкино. Мне объяснили, как дойти до Кондратьева, но забыли предупредить, чтобы я обходил стороной кладбище. Когда шел через кладбище, на меня напали подростки. Я отбивался, но их было много. Подростки отобрали мою сумку, а в сумке хранились деньги и документы, порвали одежду, избили меня...

Я чудом убежал от них и вот, стою, оборванный, перед вашим домом... Уж и не знаю, пустите ли вы меня на порог такого...

— Я совсем забыла предупредить вас про кладбище! — всплеснула руками Ангелина Петровна. Халатик на груди распахнулся, обнажив два аппетитных полушария с точками коричневых сосков. Я, смущаясь, потупил взор. Ангелина Петровна спохватилась, запахнула халатик и продолжила корить себя: — Простите, Стас! Я подумала, если вы и надумаете приехать, то на машине и... и не сегодня.

— А я приехал сегодня! — Я развел руками, всем своим видом показывая, дескать, каюсь, не смог пережить долгой разлуки с милейшей Ангелиной Петровной. Мне было просто притворяться, ибо редко какая женщина так радовала мое сердце, внезапно возникнув перед глазами. В сердце на углях ненависти к человеку со шрамом вновь вспыхнула надежда добраться-таки до капитана Верховского наперекор всему!

— Федор! Впусти гостя! — велела Ангелина Петровна слуге и обратила повлажневшие глаза ко мне, экс-принцу в образе Золушки. — Проходите, Стас, я сейчас...

Она исчезла за занавеской. Батрак Федор, пожилой человек без отчества, трусцой побежал отпирать железную калитку в ажурной ограде.

— Попросить, что ли, чтоб тебя уволили? — не удержался я от язвительной фразы.

— Дык я ж, это самое, — переполошился Федор. — Как лучше старался...

— Ладно, работай пока. Машина чтоб к выезду в любую минуту была готова, понял?!

— Дык, это самое, а как же ж, понял...

— Куда дальше идти?

— На крылечко проходите и в двери, а тама налево и в залу.

Войдя в коттедж, я легко отыскал «залу». В основную комнату, именуемую залом, владельцы коттеджа свезли старую мебель из московской квартиры. Сразу видно — обстановка дорогая, добротная, однако безнадежно устаревшая. Еще не ретро, но уже дурной тон в среде богатых граждан. Очевидно, и во времена совка господа жили не бедно. Насколько я помню, такой мебельный гарнитур стоил тысяч двенадцать рублей с гербом СССР. Инкрустированный ценными породами дерева полированный овальный стол. Мягкие стулья с подлокотниками, шкаф — громадина на гнутых ножках. Сервант с хрусталем, люстра в комнате тоже хрустальная. На стенах ковры, на полу палас. Из массивных колонок музыкального центра, сработанного в Японии на рубеже девяностых, льется сладкозвучная музыка. Элвис Пресли по-английски умоляет, чтобы его полюбили нежно. Звукоряд, я так думаю, соответствует настроению Ангелины Петровны.

— Стас, как вы себя чувствуете? Вас сильно побили? — Ангелина Петровна вошла в комнату раскрасневшаяся, со свежим слоем помады на губах и в другом халате. Однако в халате! Намек ясен. Могла бы и платьице успеть натянуть, но зачем? Платье с себя одним красивым жестом не скинешь.