Час воздаяния или разумная фортуна

— Что? Свобода будет царствовать? — воскликнул генуэзец, вмиг осатанев от злости. Да ты, верно, рехнулся или же не жил при республике, а потому не знаешь бед и тягот сего рода правления! Никакой государственной мудрости недостанет, чтоб примирить нас. Вот я, генуэзец, сын республики, отлично знающий вас как сосед и соперник, намереваюсь втолковать герцогу вашему, что ему надлежит с помощью простого народа надеть на себя корону Генуи; ежели он заартачится, пойду уговаривать короля Испании, а коли тот не захочет подамся к французу; так и буду ходить от короля к королю, авось кто-нибудь сжалится над нами. Скажи мне, ты, возроптавший на бога за то, что родился княжеским подданным, ужели тебе невдомек, насколько спокойнее повиноваться одному лицу, нежели многим, собранным воедино и раздираемым несходством своих привычек, нравов, мнений и желаний? Безумец, или ты не видишь, что в республиках, где власть ежегодно переходит из рук в руки, господство принадлежит попеременно то одним семействам, то другим, а стало быть, и правосудие постоянно колеблется, трепеща, что те, кто придет к власти через год или два, отомстит за ущерб, понесенный ими под властью предшественников? Ежели республиканский сенат насчитывает много членов — начинается неразбериха; ежели мало — он служит лишь для того, чтобы подорвать надежность и совершенство единоначалия. Власть дожа сему единению также не способствует, поелику она либо ограничена, либо временна. Коли господство делят поровну особы родовитые и простолюдины, они живут как кошки с собаками. Одни лают и пускают в ход зубы, другие в долгу не остаются и вовсю отбиваются когтями. Если господство достается сообща богатым и бедным, богатые презирают бедных, а бедные завидуют богатым. Хорошее же снадобье состряпаешь из смеси презрения и зависти! Ежели править будет одна чернь дворяне этого не снесут, а она никогда не захочет расстаться с властью. Но ежели дворяне станут править одни — подданные уподобятся каторжникам, что и случилось с нами, народом Генуи, и, даже подбери я сравнение покрепче, все равно не выразить всего, что я думаю.

Сколько в Генуе знатных особ, столько и республик, сколько простолюдинов, столько несчастных рабов, и все сии единоличные республики стекаются во дворец, дабы Подсчитывать наши товары да нашу казну и обкрадывать ее, то поднимая, то сбрасывая цену деньгам; а растрачивая достояние наше, они хотят заодно довести и разум наш до убожества. Мы для них не что иное, как губки; они рассылают нас по всему свету, дабы мы прониклись торговым духом и всосали чужое имущество; когда же мы вдоволь пропитаемся богатствами, они выжимают нас ради собственной выгоды. Вот теперь и скажи мне, проклятый савойский отщепенец, в чем же цель твоего предательства и твоих адских замыслов? Ужели ты не понимаешь, что знать и чернь должны уступить власть королям и князьям, в равной мере далеким от чванства и зазнайства одних и от низости других, а посему являющих собой достойную главу страны, наделенную миролюбивым и бескорыстным величием, коим не станет кичиться знать и от коего не будет страдать чернь?

Спор кончился бы рукоприкладством, если б сему не помешали крики катедратиков, которые пятились, спасаясь от целой роты женщин, напавших на них с пронзительным визгом и готовых, казалось, вцепиться в них зубами. Одна из них, чья пышная краса еще пышнее расцветала во гневе вопреки обычному, ибо гнев чаще уродует человека, придавая ему сходство с разъяренным львом, кричала громче других: