Час зверя

Перкинс выдавил из себя ответную улыбку.

— Одну минутку, — прохрипел он и бросился вслед за Тиффани. Застиг ее в кухоньке за углом. Длинная, узкая, хорошо освещенная комната. На кафельной стене медные горшки и чайники отражают свет. Кухонный столик между черной чугунной плитой и белым боком холодильника. Тиффани расставляет на серебряном подносе голубой фарфор. За ее спиной на плите бодро выпустил струю пара медный чайник. Девушка плотно сжала губы. Сосредоточилась на своем занятии. Головы не подняла, но Перкинс уверен, она почувствовала, как он вошел в комнату.

Осторожно оглянулся в сторону гостиной, где бабушка. Свирепо надвинулся на девушку. Голос понизил до шепота:

— Какого черта ты здесь делаешь?

Тиффани взглянула на него. Зрачки необычайно расширены.

— Ты преследовал меня. Прекрати.

— Какая тут связь? Какого черта ты явилась сюда? — Он шипел изо всех сил, точно его душили за горло.

Тиффани отвернулась к подносу. Сдвинула на середину чашки — фарфор весело зазвенел.

— Как мне еще отделаться от тебя? — проговорила она тихо. — Я же знаю, тут ты не посмеешь устроить сцену. Только не на глазах у бабушки. Тем более что… в общем, я могу порассказать ей всякого, Олли. — Она снова подняла глаза. Нежное бледное личико приняло решительное выражение, беспощадно столкнулись взгляды. — Я все расскажу ей. Если ты не оставишь меня в покое, я расскажу все, что знаю. Она очень расстроится, Олли. Может быть, даже заболеет, сам понимаешь.

— Чертова!..

— Ты, знай, молчи, — посоветовала она. — Ты и не догадываешься, что у нас творится. Сплошное безумие. Ты ничего не знаешь. А теперь — теперь мы мирно попьем чайку, ты, да я, да бабушка. Выпьем по чашечке, а потом я извинюсь и пойду. Ясно? И ты дашь мне спокойно уйти. Понял? Это все, что мне от тебя нужно. Отпусти меня. Перестань следить. Договорились?

Перкинс налетел на нее. Ярость выплеснулась откуда-то изнутри. Белая, расплавленная, горячая, как плазма, ярость заполонила все. Схватил девушку за плечи. Заставил ее обернуться, приподняться на цыпочки, смотреть глаза в глаза.

— Что ты натворила? — шепот со свистом вырывался сквозь щель в зубах. — Что ты сделала с моим братом?

— Отпусти! — Глаза Тиффани наполнились слезами. — Идиот. Ублюдок. Ничего не понимаешь. Отпусти!

— Ты подставила его, так? — Перкинс хорошенько встряхнул ее. — Ты подставила его, хочешь свалить на него убийство. Верно я говорю?

Волосы Тиффани разметались по лицу. Сквозь спутанные пряди она молча глядела на Оливера. Лица вплотную друг к другу — Перкинс различал запах не только туалетной воды, но и самой кожи Тиффани. Смотрел на нее, стараясь встретиться взглядами, заглянуть в глубину ее измученных глаз. Ощутил мускулистую крепость ее тоненьких плеч, укрытых лоскутной рубашкой. Припомнил, как плавилась ее плоть под его руками.

Он чуть приоткрыл губы, собираясь заговорить.

— Вода кипит, — негромко напомнила Тиффани.

И Перкинс так и застыл с открытым ртом, выпустил ее, почти уронил. Отвернулся от девушки, бросившейся спасать чайник. Постоял, привыкая к поражению. Посмотрел на серебряный поднос, на одну из чашечек: белое, кремового оттенка дно. Заглянул в нее, и зрение помутилось.

«Это я! — вспомнил он. — Это я сломал машинку».

Туманно, будто в полусне, померещилось ему: отец с самого начала знал, с самого начала догадывался, кто виноват. Обозлившись, лупил Заха по заднице тяжелой медной линейкой, вновь и вновь, до черноты. Почерневшие рубцы. И он знал, с самого начала знал, что на самом деле машинку сломал Олли.

Перкинс услышал, как забурчало у него в животе. Ужас разрастался, заполнял все, бился изнутри о прозрачные стенки его тела.

— Осторожней! — предупредила его Тиффани.

Перкинс отступил, пропуская дымящийся чайник.

Тиффани остановилась возле подноса, наклонила голову — низко свесились волосы. Разливает кипяток по чашкам. Уронила слезинку, та упала на медный раскаленный бок чайника и, зашипев, испарилась крохотным облачком.

— Ты ведь знаешь, кто убил девушку в коттедже, — прижал ее Перкинс. — Ведь так? — Он говорил устало, плечи безнадежно поникли. Отвел взгляд. — Тот, кто задумал шантаж, кто бы он ни был, ведь это он — убийца? Господи, Тиффани. Это же шантаж! Ты улеглась в постель с тем парнем, верно? С Фернандо Вудлауном. Ты подставила ему зад, а твой напарник сфотографировал или как? Ничего не скажешь, хорошо придумали.

— Господи. — Из груди девушки вырвалось короткое рыдание, Перкинс сморщился, но даже не оглянулся на нее.