Час зверя

Муллиген вновь кивнул, будто не расслышал его слов.

— Он и вправду мог выйти позавтракать. Верно. Сазерленд посторожит еще полчасика, перехватит его, если вернется. Берк пойдет в журнал, расспросит, как и что. Главное — не спугнуть. Через полчасика мы вернемся с ордером. Соблюдаем законность. Законность, черт бы ее побрал! — Последние слова он произнес все тем же невыразительным голосом, будто обращаясь к себе самому.

— Послушайте, — Берк, здоровенный негр, задумчиво пощипывал мочку уха, — послушайте, фэбээровцы просто с ума сойдут. Они и так уж рехнулись. Надо бы привести их сюда.

Детектив Муллиген продолжал кивать, осматривая комнату.

— В гробу я видал этих сраных фэбээровцев, — кротко произнес он. Странно прозвучали эти слова из его младенческих уст.

Еще раз кивнув напоследок, он направился к двери. Напарники, обменявшись взглядами, последовали за ним.

Зах изумленно смотрел им в спины. Они уходят! Просто уходят, и все! Да! — возликовал он. Все тело напряглось, завибрировало, он жадно приник к скважине. Детектив Муллиген помедлил на пороге, нащупывая ручку двери. Зах уставился на него из безопасности, из темноты — теперь ему мнилось, что он надежно спрятался, он казался себе всемогущим, и чувство тайной власти вызывало даже некий привкус вины. Глядя на детектива, он думал, что тот, похоже, неплохой парень. Чудесный парень, сразу видно. Выйти бы отсюда и поговорить с ним по-человечески. Все объяснить.

Но Зах не трогался с места, стоял тихо, пригнув голову, вдыхая запах окровавленной одежды. На миг он затаил дыхание: Муллиген вновь принялся осматривать комнату. Наконец детектив распахнул входную дверь. Зах видел, как он выходит в коридор, и те двое вслед за ним.

Дверь захлопнулась. Зах перевел дыхание. Отшатнулся от глазка. Прислонился затылком к стене и прикрыл глаза. Испустил длинный протяжный вздох. На секунду тугой узел в желудке разжался, нутро успокоилось. Зах испытал облегчение.

Но лишь на секунду. Потом он вспомнил: скоро они вернутся. Через полчаса, так они сказали. Обыщут хорошенько квартиру и уж тут-то его найдут. Зах тряхнул головой, снова открыл глаза, глянул вверх. «Иисус, Бог мой, — мысленно воззвал он. — Иисус. Я проспал. Замечательный план, единственный выход — и проспал. Все загубил, все испортил, сижу, как крыса в ловушке. Полиция висит на хвосте. Снаружи — пост, удрать невозможно. Посадят в камеру, достанут красную сумку. Все кончено. Их уже не убедить, что я не виновен».

— Иисус! Иисус! Иисус! — размеренно повторял Зах. Он ведь даже не собирался ложиться. Теперь он все припомнил. Он пришел домой и снял с себя перепачканную кровью одежду. Хотел помыться, отчиститься. Он же не собирался лечь и заснуть.

Наркотик. Ну, конечно же. Теперь он и это припомнил. Вот что подкосило его. Он впрыснул себе зелье. А ведь дал зарок, что больше не будет. Обещал самому себе, и Олли, и бабушке. Даже Богу обещал.

— Извини, — пробормотал он, глядя в потолок. — Извини. Мне так жаль.

До сих пор он ни разу не нарушал своих обещаний Богу. Ни разу. Какое мерзкое чувство. Будто проглотил крысу живьем, а теперь она грызет его изнутри, рвется наружу. Крыса-раскаяние. Извини. Извини.

Секунду Зах еще стоял неподвижно, прижимая к себе окровавленную одежду, запрокинув голову. Еще секунду он молча молил серый потолок: «Пожалуйста, Иисус! Пожалуйста».

Не так уж велик грех, если подумать. Что это по сравнению с уничтожением джунглей Амазонки и нефтяными пятнами на поверхности океана. Он же старался держаться от зелья подальше. Он держался, держался очень долго. Не может Бог допустить, чтобы его арестовали. Бог не допустит, чтобы полиция сочла его виновным в том, что произошло ночью в коттедже. Нет. Решительно выдохнув, Зах распрямился. Должен быть какой-то выход. Когда Бог затворяет дверь, он приоткрывает окно. Зах сумеет проскользнут и в щелочку. Пусть на улице ждет полисмен, пусть возвращается вся группа для обыска. Нужно исполнить первоначальный план. Отмыться, избавиться от кровавых пятен, прихватить красную сумку — и бегом, бегом к тому единственному человеку, который может его спасти. К тому, кто всегда выручал За-ха из беды.

Зах улыбнулся широкой, чуть придурковатой улыбкой. В каком-то смысле это очень напоминает добрые старые времена. Когда мамочка умерла, а папочка сбежал в Калифорнию. В те дни не было ни одной живой души в мире, которая могла бы помочь Заху или утешить его, — никого, кроме старшего брата. И теперь — снова все то же самое.

Вновь ему нужно — как можно скорей — добраться до Олли.

Нэнси Кинсед

День взорвался. Револьвер дернулся в руке. С дальнего конца тропинки вспорхнули перепуганные голуби, покинув квадратики травы и ветви деревьев. Серым облаком закружив в небе, птицы дружно направились к куполу Сити-Холла.

Нэнси стояла неподвижно. Челюсть отвисла. Рукоять револьвера нагрелась в ладони. «Ох-хо-хо!» — выдыхала она. Грохот все перекатывался, все длился.