Час зверя

Олли откинул голову, мученически уставился в потолок и глубоко вздохнул.

— Сдаюсь, сдаюсь. Примитивное искусство — тоже искусство, и примитивная медицина не хуже иных прочих. Только я предпочту врача с Парк-авеню и картины Пикассо.

На миг у Заха закружилась голова. Он прислонился к стене, прикрыл глаза, вспоминая влажные лепестки на блюдечке возле локтя Тиффани. Кофейный осадок на дне в своей чашечке. Нежное личико Тиффани, обращенное к Оливеру, слегка подергивается, словно она не столько сердится, сколько огорчена его словами. Олли отмахивается от нее. А сам Зах сидит за столиком между ними, улыбаясь беззащитной улыбкой.

— Знаете, я верю: мистическое прочтение Нового Завета позволит нам выйти за пределы этих категорий.

Блаженны миротворцы, они ничего не добьются.

Зах тяжело вздохнул. Открыл глаза. Слишком многое надо исправить. Ему не под силу совладать со всеми проблемами. Полиция считает, это он убил ту женщину в коттедже. Они хотят посадить его в тюрьму. Он заведомо проиграл.

И все же Зах не сдавался. С трудом передвигаясь, вытянул из стопки одежды один из пуловеров Тиффани. Большой, свободного покроя свитер из Гватемалы, серый с синими зигзагами. «В тени вулкана» — гласил ярлычок. Зах отнес свитер и юбку в угол комнаты, к зеркалу.

Зеркало располагалось возле распахнутого окна. Зах вновь почувствовал дуновение осеннего ветра на обнаженной коже и затосковал. Если его посадят в тюрьму из-за той женщины в коттедже, он наложит на себя руки — и дело с концом. Даже если они только обвинят его, дадут объявление в газете — ему не пережить такое. Нет, он не выдержит, бросится под электричку или что-нибудь в этом роде.

Зах открыл ящик комода, где хранилось белье Тиффани, но тут же передумал и достал свои собственные трусы и пару белых носков. Затем отодвинулся от окна. Хоть бы никто не заметил его из окон дома напротив.

Зах перебрался в ванную. Перво-наперво он побрился, очень тщательно, стараясь не порезаться. Облачился в свои трусы и носки и натянул через бедра юбку Тиффани. Теперь свитер. Зах понимал, что надо торопиться, но никак не мог собраться с мыслями. В какой-то момент он просто остановился, тупо уставившись в пространство.

Волоски в раковине. Брызги от зубной пасты на голубом фаянсе. Весь этот вздор, мусор… О Господи! Встряхнулся. Открыл аптечку, посмотрел на себя в зеркало.

Тиффани почти не употребляла косметику. Да и зачем ей, с ее-то нежно-кремовой кожей. Однако в шкафчике нашлась помада и тени для век. Зах взял помаду, наклонился поближе к зеркалу и принялся расписывать свой рот ярко-красной краской.

«Быстрее!» — подстегивал он себя.

Новая задача всецело поглотила его. Аккуратно распределить слой помады. Сжать губы. Потереть их друг о друга, как обычно делает Тиффани. Зах снова вспомнил Тиффани. Еще один спор с Оливером. На этот раз на кладбище у церкви Святого Марка. Они стояли, потягивая сидр и рассматривая вросшие в землю надгробья. Оливер только что выступил с проповедью, подружки Тиффани из книжного магазина, Триш и Джойс, так и кипят от ярости. Убежденные феминистки, затянутые в тугую кожу. Встали чуть позади Тиффани, напирают с обеих сторон на ее худенькие плечики. Горящие глаза пожирают Олли. Зах стоит плечом к плечу с Оливером, притворяется, что ему все равно, главное, чтобы все были справедливы друг к другу.

Тиффани не злится, она просто огорчена. Скрестила руки на груди, топает ножкой, словно раскапризничавшийся ребенок.

— Право, Оливер! Ты нарочно…

— Конечно, — устало подтвердил Оливер. — Итак, о просвещеннейшая, коли нами не управляет биологическая необходимость, так что же нами правит, поведай? Мы внемлем шепоту наших бестелесных душ, а?

Триш и Джойс скалят зубы не хуже бультерьера. Оленьи глаза Тиффани широко распахнулись. Заху показалось, она вот-вот расплачется.

— Черт побери, Оливер, — бормочет она, — ты делаешь все, чтобы оттолкнуть друзей.

— Может, хватит, — вмешался наконец Зах, не слишком-то рассчитывая на успех. Коснулся рукой локтя старшего брата, ненавидя себя за жалобные, скулящие интонации, которые сам различал в своем голосе. — Почему, ну почему вы оба всегда должны спорить?!

Зах закончил с косметикой. Оторвался от зеркала. Приподнялся на цыпочки, стараясь оглядеть себя с ног до головы. Просторный свитер полностью скрывает очертания тела. Юбка до пят, белые носочки. Полицейский не рассчитывает, что Зах может появиться изнутри. Должно сработать. Должно.

И все же, когда Зах вышел на площадку, прикрыв за собой дверь, когда он глянул вниз, на лестничный пролет, страх полностью парализовал его волю. Он чувствовал возбуждение и в то же время какую-то расслабленность, вялость. Нужно бежать, бежать, а он готов плюхнуться на пол прямо на лестничной площадке и разреветься. «Ну будет, Иисусе! Пожалуйста! — взмолился он. — Прости, что я принял ночью наркотики».

Он глубоко вздохнул и медленно начал спускаться по ступенькам.