Чаша гладиатора(без ил.)

Туда же проследовал Пьер, которому Ремка успел шепнуть:

— Так что гляди, да не заглядывайся. Помни да не запамятовай. Ясно? Артем встал навстречу гостям. Огромная фигура его полностью заслоняла стол, на котором стоял кубок.

— Артем Иванович, — сказал прерывающимся голосом Грачик-отец, — примите обратно, очень вас прошу!.. Не знал я, когда брал, как вы эти деньги добыли… Вот он, — он показал на Сеню, — как вы ушли, все мне рассказал. Не могу я принять… Такую дорогую памятную для себя вещь из-за меня потеряли. Так не пойдет! Завтра поедем в магазин. Я вас сам свезу, в кабину сядете мою. Отпрошусь. Узнаем, кому продали. Деньги вернем. Обратно выкупим. Это же, Артем Иванович, историческая вещь… Не могу я на такое идти.

Незабудный лишь пожимал в странной веселости своими огромными плечами, как бы ничего не понимая. Только поглядывал с добродушной лукавинкой на отца и растерянного его сынишку.

— В толк что-то не возьму, о чем разговор идет? — пробасил он. — Насчет этого, что ли, намекаете, Тарас Андреевич? — Он отодвинулся от стола и показал оторопевшему Сене и его отцу на серебряного гладиатора, поддерживавшего оливиновую чашу. — Это вы в виду имеете? Так что же вы беспокоитесь? Вот он на своем месте.

— Это как же?! — только и вырвалось у Тараса Андреевича.

— Да вот все так же. — Незабудный был очень доволен. Давно он не был в таком настроении.

— А тот? — решился спросить Сеня, боясь приблизиться к столу и поглядывая на кубок из-за спины отца.

— Какой это еще — тот?

— А который мы в магазине видели, когда через райцентр ехали. Значит, там не тот?.. То есть не этот?..

— Да ну тебя! — Незабудный гулко и весело загрохотал, отмахиваясь от мальчика своей лапищей. — Совсем ты, вижу, запутался. Тот да этот, этот да тот… Вот он тут, и весь разговор. Живы будем, когда-нибудь разберемся. Ну, что смотришь?

Огромной своей пятерней он осторожно покрыл физиономию Сени и сделал ему легонько то, что называется «смазью вселенской», захватив разом и все лицо и макушку мальчика. Сеня с деланным усилием высвобождался из этого бережного и мощного захвата. — Ага, верткий! — одобрил Незабудный. — Молодец! Погоди, я тебя еще приемам научу, которых никто не знает. Любого тогда сборешь в два счета.

— Правда научите, дядя Артем?

— А что же, врать буду?

Нахмурив толстые брови и неловко двинув одним усом и тронув рукой другой, Артем Иванович сказал:

— Вы бы, хлопчики, прихватили дружка своего да на момент погулять вышли. У нас тут разговор один-Мальчики неохотно, демонстративно волоча по стульям и по полу небрежно накинутые на одно плечо пальтишки, вышли, поминутно оборачиваясь.

— Тарас Андреевич, — начал Незабудный, когда они остались вдвоем с Грачиком, — послушайте-ка меня, старого, бывалого, сорок лет вокруг да около толкавшегося. Об одном я вас попрошу. Только не обижайтесь. Дайте-ка мне, раз уж у нас такой случай с вами вышел, слово, что погуляли и хватит. И чтобы больше в рот не брать.

— Это уж верно, что хватит. — Тарас Андреевич откашлялся, голос у него внезапно осел.

— Это ведь у тебя, Тарас Андреевич, что получается? — перейдя на «ты», продолжал Незабудный. — Это ведь ты на свой манер эмигрант выходишь.

— Это в каком же смысле? — насторожился Грачик.

— От себя бежишь. Вот как умные люди объясняют. От жизни, так сказать, за границу сознательности спасаешься, где уж никакого понятия ума нет.

— Я от тоски своей спасался, когда уж мочи моей не было терпеть. А от того, что мне делать положено, где мне быть следует, от того не бегал. Это уж вы, Артем Иванович, не то… — То, брат, то! И от дела бежишь — мог бы лучше его делать. И от отцовства своего. Ведь мальчишка у тебя растет золотой. Он же на тебя так смотрит! А ты и от его глаз бежишь. И от своей совести. — Ну, тю! — Тарас Андреевич вскинул кудлатую голову и глянул прямо в глаза Незабудному. Кончайте, Артем Иванович. Сказал вам — не будет этого, и все.

— Ну смотри, Тарас Андреевич. Душу из тебя вытряхну, если что. Без смеха говорю. Вот возьму так, — он крепко обхватил и легко приподнял Грачика, — и душа из тебя прочь. — Но, но… Не маленький, чай, — мрачно усмехнулся Тарас Андреевич и высвободился.

— Извини, это я так, шутю.

— А я, Артем Иванович, всерьез. Верьте слову. Сказал — точка!

Глава XX Поединок

Сеня качнулся вперед, чтобы устоять, и потрогал место на плече, куда его больно ткнул Махан.

— Ну, еще получить хочешь? Может, для порядка подкрепить с того боку, чтобы не валился? Имей!

Сеня пошатнулся влево, но снова удержался на ногах.

— Или по зубарикам выдать? Куси! Сеня постарался устоять на месте, только облизал быстро вспухавшую губу.

— Ну и что? — спросил он сквозь стиснутые зубы. — Что доказал? Что сильный больно?

— Я тебя людей уважать научу! — пригрозил Махан. — Пора, кажется, знать, что за личность перед тобой.

— Это ты личность? — Сеня поглядел на Махана. — Подумаешь, личность. Культяпка личности ты…

— Так, и это запишем, — сказал Махан.