Чаша Грааля

поднаторевший в языке тартарцев объяснил Миките, так звали старшинку, что дело у них есть неотложное к их государю. При этом он помахал перед носом казака, слегка потрёпанным свитком с им же написанным посланием, правда на французском языке.

Микита даже скривил лицо как от зубной боли, пытаясь прочесть письмо. Решение проблемы с пропуском незванных гостей через свой кордон было, что называется ,не на его зарплату.

Трофим посмотрел на своих спутников да призадумался. Пока они двигались, сидя верхом на лошадях, не мёрзли они так, как сейчас, в ожидании решения старшинки. Ведь от самих лошадок шло тепло, да и спешиваться всадникам приходилось не раз, обходя завалы лесные. А теперь южане еле сдерживали дрожь от холода, и губы их синими стали как у вчерашних покойников. Он снова к Миките оборотился:

– Ты вот что, Микита, ты давай решай, пущать нас или не пущать, а то видишь что с французиками деется, того и гляди замёрзнут да заболеют они. Вишь, как они легко одеты. Дай ты им что-нибудь из одёжки тёплой, а вон тот, седой, – Трофим кивнул на Савойю, – вполне с тобой расплатится.

Ещё раз хмуро посмотрел Микита на гостей. И правда, у тех уже зуб на зуб не попадал. Крякнул он с досады, да под навес направился, где стояли запасные лошадки. Вскоре гости нежданные были одеты в зипуны тёплые, в малахаи меховые. Повеселели они, правда, при этом с удивлением таращились то на казаков кордонных, то на Трофима своего. Ему-то старшинка никакой одёжки не дал. Тот как был в сермяге да безрукавке облезлой, так в ней и доехал до кордона, представляющего собой несколько добротно сделанных бревенчатых изб. Но от Трофима всё время валил пар, столько энергии было в этом человеке.

Тамплиеры к вечерней трапезе вытащили последний кусок лосятины, что «задержался» в котомке Кортье. А казаки выставили на низкий стол из двух плах свои нехитрые припасы: балык осетровый, горку из жареных тушек рябчиков, туесок с клюквой промороженной и баклажку с медовухой. Чуть разморенный теплом большого костра и чаркой-другой медовухи, Трофим рассказал землякам о своих мытарствах. Ещё не дослушав рассказ тартарца до конца, снова хмыкнул Микита, тихо отошёл куда-то, но вскоре вернулся, держа отороченный мехом зипун в руках. Молча накинул он эту одёжку на плечи Трофима и участливо похлопал его по плечу. А Трофим, вспомнив вопрос тамплиеров на который он не смог ответить, к казакам обратился:

– А скажите, братцы, кто сейчас правит в стране нашей?

Памятуя о том, что им сейчас рассказал Трофим, казаки не слишком удивились его вопросу. Посыпались и ответы:

– Сын Святозара-старшего сейчас правит.

– Кличут его Святозаром Вторым.

– Умница царь у нас, все науки преодолел, на всех языках бает.

– Особенно жинка у него милая да пригожая, Евдокея-красавица.

И тут же усатый моложавый казак получил подзатыльник от старшинки:

– Ты на чужих, особливо на царских жинок рот не разевай, свою заведи.

Казак притворно заверещал:

– Да когда же мне, служивому, жинкой обзаводиться? Я ведь всё в разъездах да бдениях, недосуг мне жениться.

– Ты, Завид, хоть женатый, хоть холостой всё одно бы завидовал семейным мужикам. Пропусти разок поход к кордонам, да и обженись наконец! А-а, – Микита махнул на казака рукой, – как был ты Завидом, так им и остался.

У многих казаков от выпитой медовухи языки совсем развязались и долго бы они косточки Завиду перемывали, если бы Микита вдруг не гаркнул:

– Ну всё, всё, раскудахтались тут, как курки на насесте. Поздно уже, а завтра всех до зари разбужу. Пойдём к Шеркале, там на Оби-матушке,небось, последний караван до Грустины собирается, поспеть бы к нему.

В Шеркалу успели прибыть в самый раз. И через день караван из семи кочей ,нагруженных в основном мехами, мясом дичи лесной, мешками с вяленой рыбой тронулся под парусами вверх, против течения реки. Целую неделю сиверко надувал паруса кочей, и они споро бежали по студёным уже волнам тартарской реки. Понятия «сибирь», «сибирская река» тогда ещё не было. Это название окончательно «прилипло» к этой огромной территории лишь спустя несколько веков.

Виконт Кортье почти всю дорогу лежал под навесом в коче и редко когда высовывал нос наружу. Он был из тех, кто считал, что именно его Франция, Париж – центр, пуповина всего мира, а то, что было вне этого мира, он считал варварским приложением к его «цивилизованному» мирозданию. Де Трушанье, наоборот, искренне удивлялся тому, что он видел за бортом коча. Да, он не увидел ни одного каменного здания или строения. Даже храмы и маленькие церкви здесь строились из дерева. Но сколько же было здесь, на этих далёких от его Франции, берегах городов и селений! Наверное, уже больше сотни их проплыло мимо них. Некоторые дома в этих городах были очень недурны собой. У наиболее близких к воде домах-теремах маркиз рассмотрел витиеватые узоры на наличниках окон, качели во дворах, флюгеры на крышах.

А Трофим и Савойя спускались под навес только на ночь. Граф часто замечал на лице