Чаша и Крест (СИ)

И Ланграль пошел вперед, слегка улыбаясь своим противникам и заодно окидывая взглядом место предстоящего боя. Шансов оно предоставляло немного — открытое почти со всех сторон, идеальное для десяти человек, если они собрались убить одного. Правда, еще оставалась надежда на внезапность.

Поэтому Бенджамен начал с того, что учтиво поклонился своим противникам, взмахнув шляпой по всем дворцовым правилам.

— Доброго вам вечера, досточтимые судари, — сказал он, по-прежнему улыбаясь. — Не могу ли я попросить вас о небольшой услуге?

Гвардейцы растерянно переглянулись. Будучи идеальными машинами для убийства, они несколько терялись, когда от них требовались умственные усилия, а тут они требовались, потому что жертва начинала себя вести неожиданно.

— Какой еще услуге? — хмуро буркнул наконец один из них, стоявший поближе. Ланграль сделал для себя вывод, что это предводитель, и постарался получше его рассмотреть.

— Не передадите ли вы его светлости монсеньору Моргану мою величайшую благодарность? Ведь вы же увидите его сегодня ночью, правда?

Гвардейцы опять переглянулись.

— А за что вы хотите поблагодарить его светлость? — выдавил наконец все тот же главный гвардеец.

— За то, что он так высоко меня ценит, — невозмутимо отозвался Ланграль. — Одиннадцать человек на одного — это достойная оценка моих скромных заслуг. Странно только, куда подевался господин Шависс? Ему ведь полагалось быть двенадцатым?

С этими словами он метнул кинжал и одновременно разрядил пистолет в предводителя, разумно рассудив, что без начальника они скорее запутаются в действиях. Двое повалились на землю, площадь заволокло дымом от выстрела, и Лангралю удалось быстро пробежать несколько шагов и прижаться спиной к стене какого-то монастыря, выходящей на площадь. Но на этом его везение сразу закончилось, потому что оставшиеся семеро быстро взяли его в полукольцо. Двое пока не вступали в драку, охраняя вход на площадь.

Ланграль разрядил второй пистолет в ближайшего гвардейца и пожалел о том, что не мог унести с собой еще пистолетов пять. Их оставалось шестеро, и это было слишком много для одного человека, даже если этот человек прекрасно фехтует обеими руками, бросает ножи, а при необходимости может и заехать кому-нибудь по зубам. Правда, все одновременно они не могли на него бросаться, но это просто затягивало конец, не больше.

Некоторое время он был сосредоточен на борьбе с двумя противниками, подобравшимися максимально близко к нему. Один из них беспокоил Ланграля особенно сильно, и как оказывается, не напрасно — прежде чем упасть на землю, он сделал движение, которое Бенджамен не смог отразить, будучи занят в это мгновение вторым противником, и искренне пожалел об этом, почувствовав резкую боль в боку. Что-то горячее потекло по его коже, и левая сторона камзола моментально намокла. Одна рука онемела, перестав полноценно слушаться своего владельца, и перед глазами поплыли черные звезды.

"Что-то слишком быстро", — печально констатировал Ланграль. "Я был о тебе лучшего мнения".

Он видел, как двое, закрывающие вход на площадь, переглянулись и медленно направились к нему, вытаскивая на ходу кинжалы из рукавов.

Злость придала Лангралю новых сил, и он сделал неожиданный выпад, заставив третьего из вмешавшихся противников оступиться, схватившись за колено.

Но это усилие стоило ему слишком многого, и наверно, сказывалась потеря крови — он прислонился к шершавой стене, и площадь завертелась у него перед глазами.

"В общем, это даже хорошо, — подумал он, все еще стискивая рукоять шпаги так сильно, что она впивалась ему в ладонь, — но вот письмо… Дай небо Тревису выкрутиться и все свалить на меня…"

И тут откуда-то сверху, от монастырской стены, раздался звонкий, чуть дрожащий от негодования голос:

— Эй, господа! Не слишком ли вас много на одного?

Гвардейцы как один подняли головы на источник звука. Ланграль тоже попытался, сначала все плыло у него перед глазами, но потом он сделал над собой усилие, медленно приходя в себя. На старой полуразрушенной стене, выходящей прямо на площадь, стоял молодой человек, вызывающе заложив большие пальцы за широкий пояс. Он был в длинном плаще, заметно приподнятом с одной стороны ножнами шпаги. Он стоял спиной к всходившей над площадью луне, и поэтому никто не мог толком рассмотреть его лица. Было только понятно, что он действительно очень молод, если судить по голосу.

— Ты неплохо умеешь считать, мальчик, — пробормотал один из гвардейцев. — Но если ты также будешь владеть умением держать язык за зубами, это поможет тебе спокойно состариться.

— Интересно, а какая судьба ожидает тех, кто толпой нападает на раненых? — язвительно осведомился молодой человек. — Если безмятежная старость, то я предпочту раннюю кончину.

Он расстегнул плащ и отбросил его в сторону, в какой-то степени рисуясь, но одновременно метя в сторону гвардейцев. И когда ткань окутала голову двоих, заставив их с руганью отбиваться, он торжествующе засмеялся и спрыгнул со стены, оказавшись рядом с Лангралем.