Чаша и Крест

— Разумеется, — Ронан величественно кивнул головой, — мы сегодня же выежаем в Эмайну. Наши дела здесь окончены. — Он перевел взгляд на Гвендора, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на смутную симпатию. — Вы, кажется, не очень хорошо себя чувствуете? Придется ехать в седле, другого выбора нет.

— Постараюсь, монсеньор. — спокойно ответил тот.

Я обернулся на Бэрда. Глаза моего помощника были сощурены до предела, и пальцы стиснуты на рукояти шпаги, выдвинутой на несколько дюймов. Он медленно разжимал пальцы, отпуская клинок. Я невольно задумался, что он схватился за оружие не из-за меня, а из-за недавно увиденной, подобранной на дороге подозрительной личности.

В тот момент я еще не до конца понимал умение Гвендора вызывать к себе преданность и любовь. Видимо, моя холодная душа хрониста оказалась просто менее восприимчива.

— Объясните мне, зачем вы это сделали?

Этот вопрос я смог задать только через три дня, когда мы прибыли обратно в Тарр и сели на борт знаменитого орденского флагмана "Эрн".

Оказалось, что пока мы отсиживались за завесой в маленькой круаханской деревне, мы пропустили важные события. В Тарре вовсю трезвонили колокола, и горожане носили черные повязки на рукавах, странно сочетающиеся с тенью злорадной улыбки на многих лицах. Его светлость Морган наконец повелел всем долго жить — или об этом наконец решили объявить во всеуслышание. В любом случае, теперь мне стало понятнее и присутствие Ронана в Круахане, и наличие в довольно провинциальной таррской гавани великолепного "Эрна" под гордо развернутым флагом Ордена.

С нами Ронан больше не разговаривал. До самого Тарра он скакал бок о бок с Лоциусом, но в гавани, у флагманского трапа, неожиданно махнул ему рукой, указывая на север. Они говорили вполголоса, но общий смысл был и так понятен — у круаханского командора было немало дел в столице в связи с грядущей переменой власти. Лоциус закусил губы и низко поклонился, не глядя в нашу сторону.

Нам отвели узкую каюту на троих, почти в трюме. В прошлой жизни я счел бы это огромным пренебрежением и обозвал бы тюрьмой, но сейчас я просто радовался тому, что у дверей нет стражи. Хотя какая стража в открытом море?

Там я и задал Гвендору мучивший меня все эти три дня вопрос: "Зачем вы это сделали?"

Тот как раз стаскивал сапоги, что было для него все еще непростым занятием. Он безмятежно потянулся, стараясь не слишком тревожить раны, и устроился в гамаке, закинув одну руку за голову.

— Мне показалось это единственным правдоподобным объяснением, которое принесло бы наименьше вреда.

— Вы с трудом представляете, какой вред это может принести, — закричал я шепотом. — Они решат, что вы специально решили проникнуть в орден, чтобы выведать наши секреты. В лучшем случае вас ожидает пожизненное заключение в орденской тюрьме на Эмайне.

— А вас?

— Меня? — я невольно запнулся.

— Да, что ожидает вас и Бэрда? Если вообразить, что вы нашли меня на дороге, и я представился вам воином из Валора?

— Ну, — я постепенно начинал понимать, к чему он клонит, но не испытал от этого радости, — в общем-то… У Бэрда и так нет ранга, а меня… Наверно, сослали бы в библиотеку Ташира или в тот же Валор года на три.

— Прекрасно, — и обычная улыбка тронула его губы, — думаю, что эта участь не в пример лучше той, что уготовил вам ваш Магистр вначале.

Он всегда довольно странно улыбался — казалось, что он испытывает бесконечную иронию к собеседнику, к окружающему миру, но в первую очередь к себе самому. Может быть, отчасти это казалось потому, что его темные глаза всегда оставались печальными. К этой улыбке нельзя было оставаться равнодушным — можно было или разделить ее, или проникнуться бесконечным раздражением из-за его непонятного превосходства. Я пока стоял на втором пути.

— А собственная судьба вас совсем не волнует? — я отмахнулся от Бэрда, прижимающего палец к губам у дверей. — Только не уверяйте меня снова, что хотели бы остаться лежать мертвым на дороге — эту песню я уже слышал.

— Вообще-то мне довольно безразлично, где лежать мертвым, — спокойно возразил он. — Я могу для разнообразия попробовать полежать рядом с плахой на площади Эмайны — или какие у вас там казни приняты? В любом случае, сьер Адальстейн, несмотря на всю вздорность и жестокость вашего Великого Магистра, ему все-таки далеко до Моргана. А Эмайне до Рудрайга.

Этого я уже не мог стерпеть.

— Послушайте, — сказал я ледяным тоном, — мне кажется, что человек, обманом присвоивший себе чужое имя и несуществующий ранг, не имеет права рассуждать о характере нашего Великого Магистра. Это вообще не касается людей.

Откинув голову, Гвендор внимательно изучал меня сквозь длинные ресницы.

— А члены Ордена разве не люди?

— По крайней мере, не обычные люди, — сказал я, сдерживаясь. Если быть честным, я спас жизнь ему, а он теперь на свой манер пытался спасти ее мне. Получается, что нас что-то связывало, какая-то нить судьбы протянулась между нами, и значит я не мог просто предложить ему поединок, как обязательно сделал бы, посмей кто другой в моем присутствии хладнокровно рассуждать о таких вещах.