Из-под своего платка я мог неплохо разглядывать лица воинов, стоящих в проходе, и тех, кто держал караул рядом с помостом, на который скоро должен был подняться магистрат. Пока что там стояли девять пустых кресел и одна простая, грубо и наспех сколоченная скамейка. Я довольно неплохо знал некоторых из стоящих в карауле. Они хмурились и стискивали зубы. Меньше всего им хотелось присутствовать на представлении, на которое собрался полный зал. Сидящие перешептывались, ворочались, вздыхали, каждое лицо выражало хотя бы одно яркое чувство — любопытство, сочувствие, печаль, злорадство, но ни на одном не было написано равнодушия. Так или иначе, рассказ об этом суде будут передавать на Эмайне из поколения в поколение, и он будет принадлежать к истории Ордена, а так как они не были до конца уверены в собственном отношении к происходящему, им не хотелось участвовать в создании истории.
Примерно похожее чувство отразилось на лице Ронана, медленно поднявшегося на помост и тяжело прошедшего к своему креслу. Воины одновременно прижали руку к плечу, исполняя поклон, и слаженно выкрикнули приветствие, но в его глазах не зажглось ответной искры.
Тридцать пятый Великий Магистр Ордена Креста казался постаревшим лет на десять.
Раньше я никогда не замечал седины в его волосах. Теперь же он показался мне неожиданно похожим на Скильвинга. В нем появился какой-то надлом. Его брови были так же сведены в одну линию, но упоение жизнью и своим положением навсегда исчезли с лица. Он опустился в кресло, не глядя, нашарив рукой подлокотник, и черные глаза скользнули поверх толпы. Я никогда не замечал у Ронана такого выражения — он словно безмолвно спрашивал, что он тут делает и зачем все собрались.
Но все положенные по случаю золотые цепи и украшения были застегнуты и сверкали на его камзоле, плащ был специально приподнят и сколот на плече, чтобы не скрывать парадных регалий. Ронан знал, в чем долг Великого Магистра, и собирался его исполнять до конца. За его спиной, не шевелясь, застыл Эрмод. Мне показалось, что Ронан даже рад тому, что говорить в основном будет его глашатай.
— Именем Великого Магистра объявляю открытым последнее заседание суда, созванное магистратом Ордена Креста, вовеки сияющего над Эмайной, славной своими землями! Обвиняется некий Гвендор, бывший командор Ордена в Круахане, в том, что совершил преступления, несовместимые с честью воина и повлекшие за собой урон славе и имуществу Ордена! По приказу мессира Великого Магистра последнее заседание пройдет публично, дабы все жители Эмайны могли удостовериться в глубине его преступлений, и дабы ни у кого не возникло сомнений в справедливости суда! Мессиры члены магистрата, займите подобающие места в судилище.
Поднявшийся к своим креслам магистрат чем-то напомнил мне памятный Большой Совет, обсуждавший когда-то алхимические опыты Лоциуса и Гвендора. Обычно в магистрат входили те члены Большого Совета, которые могли присутствовать, недостающие места предоставлялись старшим магистрам, живущим на Эмайне. Я заметил пока что троих командоров, поскольку только иногда скашивал на помост глаза из-под покрывала, опасаясь глядеть в открытую.
Фарейра был мрачнее тучи, белки глаз казались совсем красными из-за выступившись прожилок. Ньялль завернулся в серый плащ, хранивший следы заклятья невидимости, так что его все замечали только с третьего или четвертого раза, когда начинали пересчитывать сидевших в креслах. Брагин заплел свои длинные волосы в две косы, перекинутые на грудь, и тонко улыбался с легким сожалением, впервые в жизни обращая самое пристальное внимание на все, что происходит вокруг. Я был уверен, что он уже просил у Ронана круаханское командорство.
— Приведите обвиняемого, — громко сказал Эрмод, и упала тишина. Или это только мне показалось, что стало необыкновенно тихо, несмотря на то, что все равно все в зале перешептывались, толкая друг друга и наклоняясь вперед, чтобы лучше видеть?
Я покосился на Рандалин. Ее глаз не было видно из-за нелепых синих стекол, и наверно, это было очень хорошо, потому что руки стиснули саблю, лежащую на коленях настолько сильно, что из-под ногтя большого пальца выступила кровь. Раньше мне казалось, что это красивый прием для описания сильных чувств, который я сам часто использовал в хрониках, но теперь я сам увидел ярко- красный ободок вокруг ногтя, и мне стало очень не по себе. Она не шевелилась, не поворачивая головы от помоста.