Чаша и Крест

Не знаю, удалось ли мне что-либо выведать на этот раз или нет, потому что нас нагнал Жерар. Как всегда по утрам, он с трудом просыпался и поэтому был полон яда, который спешил вылить на окружающий мир.

— Напрасно вы не торопитесь насладиться триумфом его судорожной светлости, — сказал он, наступая нам на пятки. — По крайней мере, одно занимательное зрелище вы точно пропустили — когда он требовал погладить ему воротник и как он был разочарован, когда узнал, что единственные духи в крепости принадлежат пятнадцатой жене Мерриди, и она пользуется ими раз в году по большим праздникам. Наверно, надушенный воротник — это главный катализатор его формулы получения чистого золота. Рекомендую, мой командор, оборвите с него все кружева, и у него точно ничего не получится, можете не опасаться.

— Ты слишком хорошо о нем думаешь, — пробормотал Гвендор сквозь зубы.

— Я перед ним благоговею, — ответил Жерар, забегая вперед и размахивая руками, — причем настолько, что даже не уверен, посмею ли приблизиться, дабы не нарушить его великие опыты своим ничтожным присутствием. А вы все-таки идете туда, мой командор? Неужели он почтил вас высокой честью подносить ему реторты?

— Боюсь, что могу не выдержать бремени такой чести, — спокойно сказал Гвендор, усмехаясь углом рта. — И потом, там и без меня найдется достаточно желающих.

— В самом деле, — подхватил Жерар, — учитывая ваше непростительное опоздание, вам придется стоять в очереди жаждущих выразить командору Круахана свое безмерное восхищение.

— Много народу пришло? — спросил я.

— Почему-то не явились только те, что были с нами на Рудниковом перевале, — сказал Жерар, морщась. — Видно, они, так же как и я, не могут преодолеть смущения перед собственной ничтожностью. А остальные аж подпрыгивают, пытаясь заглянуть в окна — вдруг мессир Лоциус заметит их преданное лицо.

— Я тебя не узнаю, Жерар, — отозвался Гвендор, по-прежнему ровно постукивая своей тростью. — Ты всегда гордился своим прекрасным знанием человеческой природы, почему же тебя это удивляет?

Жерар слегка замедлил шаг и потянул меня за рукав камзола.

— Плохо дело, — сказа он трагическим шепотом, — если Гвендор начинает превосходить меня в цинизме. Приглядывай за ним, Торстейн.

Вместе с тем мы уже дошли до здания лаборатории, стоящего в самом дальнем конце Альбы. У дверей действительно толпилось довольно много народу, вытягивая шеи, и некоторые еще прогуливались неподалеку, делая вид, что заняты беседой. В тени сидел мрачный Бэрд, повернувшись к дверям спиной, и чинил седло.

— Все уже собрались? — спросил Гвендор, подходя к нему.

— Великий Магистр пришел минуту назад, — ответил тот, пожав плечами. — Можно сказать, они уже начали.

Гвендор обвел нас всех глазами. Было видно, что он хочет что-то сказать, но в последний момент сдержался, положил руку на плечо Бэрда и крепко сжал его. Потом он подмигнул Жерару и направился к дверям лаборатории. Я двинулся за ним по пятам.

— Вы напрасно туда идете, Торстейн, — сказал он вполголоса.

— К счастью, я имею на это полное право, — отозвался я. — Или вы будете утверждать, что происходящее не имеет отношения к истории Ордена?

— Я молюсь небу, — серьезно сказал Гвендор, — чтобы оно не стало концом истории Ордена. Обещайте мне одну вещь, Торстейн, прежде чем мы туда войдем.

— Какую? — спросил я, пораженный его необычным тоном. На этот раз ни капли скрытой иронии не слышалось в его словах, и оттого я невольно похолодел.

— Делайте все, что я вам скажу. И не задумывайтесь ни секунды, иначе это может стоить жизни не только вам.

— Может, вы все-таки преувеличиваете, Гвендор? — спросил я с надеждой. — Лоциус, конечно, карьерист и интриган, но… если вас послушать, мы подвергаемся смертельной опасности.

Последние слова я уже договаривал ему в спину. Стоящие у дверей воины из круаханской свиты Лоциуса подвинулись и пропустили нас, смерив предварительно подозрительными взглядами и отобрав у меня парадную шпагу, а у Гвендора — висевший на груди кинжал… Внутри стоял полумрак, освещаемый лишь красными отблесками разожженного тигля, но я сразу почувствовал, как Гвендор напрягся и еле слышно пробормотал несколько ругательств. Видеть, как его лабораторию, в которую даже нам с Бэрдом он позволил войти всего два раза, а Жерару с его умением обращаться с хрупкими вещами вообще ни одного, полностью переворошили, небрежно забросив в угол все тончайшие реторты и смахнув на пол книги, было явно выше его сил. По-круахански он ругался очень изощренно — мне бы такое сочетание понятий просто в голову не пришло.