- Ворам обычно отрезают пальцы. Один за другим. Насильникам... сама знаешь что. С предателями обходятся хуже всего.
- Мой отец не был предателем.
Фрейе захотелось швырнуть этот колпачок Фенриру в лицо. Остановила только мысль, что поступок этот выглядел бы по-детски глупым и бессмысленным.
- Не знаю. Я просто делал свою работу.
- Твоя работа мучить и убивать людей?
- Да, - он смотрел ей прямо в глаза. - Это единственное, что я умею. Но делаю это хорошо.
- Делаешь хорошо? - Боль сменилась злостью, и Фрейя всей душой ее приветствовала. - Ты, стало быть, профессионал? А какими инструментами ты пользуешься? Может быть, скальпель? Щипцы? Крючки всякие?
Она была полной идиоткой, если надеялась увидеть в его глазах хоть проблеск стыда или раскаяния. Фенрир вынул откуда-то из-за спины нож с широким лезвием и положил его девушке на колени:
- Нет. Только это. И это. - Он поднес к ее лицу растопыренную пятерню.
Фрейя расширенными глазами смотрела на его ладонь. Три грубых рубца образовывали треугольник, острием спускавшийся к запястью. От него к локтю и выше полз длинный широкий, как лента, шрам. С него что, пытались содрать кожу живьем? Она вздрогнула и отвела глаза.
Неудивительно, что он равнодушен к чужой боли, раз сам претерпел намного больше. И тут же обругала себя: стоп, дура, он твой враг. Врагов не жалеют, они не заслуживают сочувствия.
- Я сожалею, что твоему отцу не удалось умереть с оружием в руках. - Фенрир убрал нож и вернулся к своей тарелке. - Он достоин Валгаллы.
- Это не важно. Он все равно попадет к Одину.
- Ты уверена? - Все же в его голосе звучало сомнение.
- Да. Дело не в оружии. Важно умереть без страха в сердце.
Эта мысль Фенриру нравилась. Успеть схватиться за рукоять ножа или пистолета зачастую было вопросом времени или везения. Преодоление страха перед лицом смерти - признак истинного мужества. Возможно, девчонка права. Вот только...
- Тогда у Одина будет меньше воинов, чем я рассчитывал, - признал он. - Но твой отец... я не ожидал от него такой стойкости.
- Почему? - Фрейя снова ощетинилась.
- Потому что в свое время он уступил власть над Стаей без борьбы. Кабинетный умник, тихий очкарик, изнеженный потомок Хорфагеров.
Так вот он о чем. Фрейя покачала головой:
- Ты так ничего и не понял. Быть Хорфагером, это не значит носить золотые запонки и есть с мейсенского фарфора. Это значит следовать своему долгу и быть стойким в любых обстоятельствах. - Она вздохнула, уже не скрывая сожаления. - Теперь я понимаю, что отец имел ввиду, когда говорил о чести рода и семьи.
С высоты своего роста Фенрир смотрел на девушку. Теперь и он начинал понимать, куда уходят незримые корни ее упорства. Эта пигалица не просто рассуждала о чести Хорфагеров, она в точности следовала своим принципам. Ни разу не пожаловалась на плохую еду, одежду и тесный дом. Ни слова мольбы даже над трупом отца. Ни слезинки в его присутствии. Она боялась его с первой минуты, как увидела, но ни разу не опустила голову и не дрогнула перед его гневом.
Внезапно в голове мелькнула шальная мысль: у нее будут хорошие дети. Бьерн совершил большую ошибку, отдав ему эту девушку. Возможно, ярл уже пожалел о своем решении. Но если он попытается отыграть назад... пусть лучше не пробует, иначе захлебнется в собственной крови.
Затянувшееся молчание прервала Фрейя:
- Ты знаешь, что сделали с его телом? Или... - она явно боялась продолжить свою мысль.
Фенрир в ответ лишь покачал головой. Если он спросит Бьярна напрямую, тот ни за что не ответит. Таков уж был любимый прием ярла: бросить приманку с хитро замаскированным крючком, а потом дернуть за леску, когда потребуется. И если Фенрир проявит чересчур пристальный интерес к судьбе Хорфагеров, Бьерн поймет, что у него появился еще один инструмент влияния на своего опасного подданного.
- Нет, - сказал он. - Я ничего не знаю.
*
Остаток ужина прошел в молчании. Фенрир с удовольствием умял две тарелки тефтелек. Гарм с пристальным интересом провожал взглядом каждую из них. Фрейя смотрела в свою тарелку. А потом в чашку с чаем. А потом... она случайно перевела взгляд в окно и замерла.
В черном стекле, как в зеркале отражались они оба: худенькая девушка в большой майке и с растрепанной копной светлых волос и мужчина, большой, темноволосый, со страшными спекшимися шрамами, уродовавшими всю левую сторону его лица.
Вот только сидел он, повернувшись этой своей звериной половиной к окну, но профиль его в черном прямоугольнике был чист и светел. Фенрир казался бы всем живущим новым воплощением Бальдра (34), будь он весь такой.