Чаша и Меч

— Спасибо тебе, — рядом уселась повариха. Ее звали Улла, и теперь, без передника и поварской шапочки, она выглядела домашней и добродушной. — У нас две помощницы заболели, так что ты пришла очень вовремя.

— Не за что, — улыбнулась девушка. — Могу каждый день приходить. Можно?

— Меня-то можешь не спрашивать… — Улла задумчиво почесала кончик носа. — Вот отпустит ли тебя Фенрир?

Плечи Фрейи опустились сами собой. Надо же, уже весь район знает.

— Конечно, — подтвердила повариха. — Все уже обсудили, что этот бирюк привез к себе в дом барышню в белой шубке с в-о-о-т такими косами. — Судя по размаху пухлых рук ее приняли как минимум за Рапунцель. — Так что я тебя сразу и не признала, в таком то прикиде. Вот только собака не дала спутать.

— А что такого? — Фрейя пожала плечами, словно сменить норку на дутый пуховик было делом самым что ни на есть обычным. — Мне теперь тут жить…

— С этим, что ли? — Улла недовольно покосилась в сторону двери, но Фрейя, конечно, поняла, о ком идет речь. — Не обижает он тебя? Ты, похоже, барышня из непростой семьи. Как тебе здесь?

Можно было бы сказать, что повариха лезет не в свое дело, но за словами этой полной и теплой, как свежий хлеб, женщины чувствовалась такая искренняя забота, что Фрейя лишь улыбнулась и покачала головой:

— Ну, Земля крутится. Солнце всходит и заходит. С остальным я как-нибудь справлюсь.

— Не унываешь, значит? — Улла пристально всмотрелась в лицо девушки, словно искала в нем тайные признаки уныния. — Вот и молодец. Здесь у нас такой народ, слезам не верит. А знаешь, что? А пойдем-ка выпьем! — И на секунду усомнилась: — Ты пьешь вообще?

— Все, что не приколочено гвоздями, — поспешила заверить ее Фрейя.

Убирала грязную посуду и вытирала столы она с рекордной скоростью. Боги бессмертные, кажется, у нее появилась подруга. Первая за всю жизнь! Ни в женской гимназии, ни в балетном классе — никогда ни с одной из девочек ей не хотелось поговорить по душам. Везде за ней следили завистливые и недобрые глаза, а таких, как Турид, вообще хотелось отпихнуть от себя подальше какой-нибудь палкой с острым концом.

Улла оказалась не просто жизнерадостной и разговорчивой — она была ходячим путеводителем по Розенгарду. И справочником «Кто есть кто в Мальмё».

— А чему ты удивляешься? — Спросила она. — Местные проститутки, пушеры[35] и продавцы уличной еды знают всех преступников, политиков и представителей закона на пятьдесят миль вокруг. Если кому нужен секс, доза или, прости Господи, гамбургер, тот обязательно приедет в Розенгард.

Судя по выражению ее лица, вышеупомянутые господа нуждались в сексе и наркотиках ежедневно.

— Мы пришли. — Улла остановилась посреди заснеженного тротуара. У ее ног горела неоном вывеска «Глаз Одина». Судя по всему, посетители туда заныривали, как в нору. — Отличное заведение. Рекомендую. Пиво здесь не разбавляют. — В подтверждение своим словам она кивнула в сторону алкаша, что справлял малую нужду шагах в десяти дальше по тротуару. Публика приличная. Знаешь, что я тебе скажу?

Таинственно блестя глазами она наклонилась к уху Фрейи.

— Что?

— Воры, алкаши и проститутки — не самый худший вариант. Вот инвестиционному банкиру тут даже руки не подали бы.

Надо же, отец их тоже терпеть не мог. С каждой минутой это место нравилось Фрейе все больше и больше.

Внутри было тепло. Столы выглядели чистыми, ну, по крайней мере (она осторожно провела пальцем по столешнице) не липкими.

— Пиво холодное? — Спросила Улла у бармена, здорового красноносого детины.

— Как сердце моей бывшей, — заверил тот.

Уже сидя за столом, Фрейя с любопытством оглядела зал. Народу пока было немного. Возле двери жался парень в кедах и без перчаток, то ли мавр, то ли абиссинец.

— Не обращая внимания. Это наркот. Он, считай, уже покойник, просто эта новость еще не дошла до его изжаренных героином мозгов.

Улла смотрела на него холодно, но в ее голосе звучала злость, смешанная с болью.

— Пинту с прицепом, Хорн, — донеслось из-за спины, и девушка оглянулась.

Возле барной стойки стояла сильно накрашенная женщина в короткой юбке и высоких блестящих сапогах. Со спины ей можно было дать лет двадцать, а на лицо все пятьдесят. Правда, половину того лица занимал желто-зеленый, не первой свежести, синяк. И вообще она выглядела так, словно побывала у Хель и не совсем оттуда вернулась.

— А это уличная фея, — разъяснила Улла. — Зашла разогреться перед работой. Вообще-то на улице работают только старухи. Вот только «старухами» они становятся лет в тридцать. Семь-десять лет в какой-нибудь «Веселой лошадке» или «Железной кобыле», и женщину можно списывать по инвалидности. Криво сросшиеся переломы, сифилис, анальное недержание. Клиенты у них с большими фантазиями попадаются. А потом прокормить ее может только улица. И даже с уличных бандиты берут от тридцати до семидесяти процентов «за защиту».

— Вот как?

В отличие от матери, отец не скрывал от Фрейи изнанку жизни, и она знала, из каких источников берутся основные доходы Стаи. Но одно дело знать о существовании дерьма, другое дело — его понюхать.