Чаша ярости

Генерал спешил сзади. Ему было интересно, да и лишний раз засветиться в телесети — кто откажется…

Иешуа достиг встречающих — встречающих ли? — обнял стояшего первым высокого, почти голого — только в каких-то драных шортах — мужчину, худого, словно колеблющегося на легком ветру — обнял, прижал к себе, коснулся губами мокрого от пота лба. Отпустил. Повторил процедуру с остальными — трое их было. И пошел в тесноту домишек, не оборачиваясь, торопясь.

А в четверых тенях встречавших словно живые силы пробудились Минуту назад — еле на ногах держались, а теперь легко неслись рядом с Иешуа, говоря ему что-то на местном варианте амхарского, а он не слушал, даже не слышал, лишь машинально поддакивал. Он уже ощущал себя в деле, не хотел отвлекаться на пустую восторженную болтовню. Ну вдохнул — буквально! — силы в обессиленных. Это же не решение проблемы, это полумеры, к тому же временные, преходящие. Через пару часов оживленные им опять превратятся в сдутые воздушные шарики. А решение, казалось ему, было растворено в этом сухом стоячем пекле, и требовалось всего ничего, чтобы вытащить его оттуда, сконденсировав, и воплотить в реальности.

Мистика, конечно, но что из того, что он делал в последние годы, — не мистика? По крайней мере, для окружающих, для свидетелей…

Полуголые черные люди, абсолютно голые детишки, тоже не слишком одетые женщины сидели, лежали прямо в пыли у стен домов, кто-то мог стоять, прислонившись к тем же стенам. Все смотрели на пришельцев, и в глазах отчетливо и внятно, как о том писалось в старинных романах, светилась надежда, замешенная на простых житейских вопросах: а вдруг эти незваные, но постоянно жданные гости привезли еду, воду, лекарства, вдруг они точно знают, когда засуха пойдет на спад, когда появятся мокрые тучи и прольют воду на землю.

Крис спросил генерала:

— Что-то из ооновского груза дойдет до них?

— Я прослежу, — ответил генерал. — Дойдет непременно!

А Иешуа стремительно пошел от дома к дому, касаясь ладонями каждого лежащего, сидящего, стоящего, и тоже словно впускал в каждого силу, потому что люди оживали, начинали вставать, двигаться — конечно же, следом за Иешуа, а ничего не понявшие, но будто ключиком заведенные дети помчались впереди, вопя радостно и бессмысленно.

А деревня и впрямь невеликой оказалась: на чудеса оживления получаса хватило.

Иешуа остановился у каменного колодца, бывшего центром деревенской площади, напротив которого в гордом одиночестве стояла церквушка или, скорее, обычная хижина, только чуть поболе и поухоженней жилых домов, сложенная из тонких, почему-то покрашенных белой эмалевой краской стволов какого-то местного дерева, с деревянным же крестом на крыше. Если бы не крест, ничего, казалось, не изменилось на этой земле за две тысячи лет. Попади сюда Иешуа в дни своего галилейского служения, увидел бы то же самое, только в часовенке обитал бы какой-нибудь шаман, да не было бы ни креста, ни эмалевой красоты, ни гордой пластиковой вывески «Wau-mau-bar» на соседнем, длинном домишке с наглухо заколоченной дверью.

Ожившие и донельзя ошеломленные люди столпились вокруг. Сквозь них бесцеремонно продрались телевизионщики, запечатлевая нетленное. Монах Григорий размашисто крестился то на эмалевую церквуху, то на Иешуа, безнадежно вглядывающегося в пустую колодезную тьму. Даже запах воды умер в колодце.

Странно, но никто не задавал никаких вопросов.

Иешуа вытянул руки над жерлом колодца, закрыл глаза, поднял лицо к выцветшему, белесому небу. Толпа замерла, понимая, что происходит нечто таинственное, объяснений не имеющее, да и не требующее. Человек, заставивший умирающих от обезвоживания людей встать и пойти за ним — пусть хотя бы из любопытства пойти, такой человек зря камлать над пустым колодцем не будет. Сказано в любимой и чтимой Эфиопской церковью апокрифической Книге Еноха: «Вот облака в видении взывают ко мне, и тучи ко мне вопиют, и вспышки молний и громы побуждают меня…» А вдруг так оно и есть? Вдруг и впрямь вопиют и побуждают?..

Так оно и было.

Стоявшие обок видели, как напряглось лицо Иешуа, как часто и мелко задрожали зажмуренные веки, побелели губы, словно кровь отошла от них. Иешуа медленно свел руки вместе, сложил ладони лодочкой и вдруг взмахнул ими вверх, как будто выплеснул в воздух полные горсти воды.

Люди отшатнулись от неожиданности, только телеоператор не оторвал глаз от окуляра камеры, и палец его, мертво прижавший кнопку «Rec», не дрогнул предательски. Профи.

А Иешуа вытер вспотевшее лицо и что-то спросил на амхарском буднично и тихо, но это «что-то» вызвало мгновенное исчезновение с площади по крайней мере десятка мальчишек.

— Что он сказал, что? — Мари дергала Криса за майку.

— Ведро ему нужно, — ответил Крис, — ведро, понимаешь? Воду доставать из колодца…