Чаша любви

— Само собой, мне бы хотелось, чтобы случившееся между мной и мужем осталось в тайне. Я не желаю, чтобы деревенские бабки бешено ухватились за пустые слухи. Стало быть, если поползут сплетни, то кто окажется их виновником?

— А? — Кэти нахмурилась, пытаясь разрешить в уме столь трудную задачку на тему этики и логики.

— Кто окажется виновным? — повторила Селина, теряя терпение. — Ты, конечно же! А кто же ещё? Только ты.

— Но мэм, я и словом не обмолвилась! Ни разу! Ничего не сказала! Это какой-то другой чокнутый открыл рот, говорю же. С чего бы мне...

— Я не сказала, что пошли слухи! И пока ещё никого не обвинила в распространении небылиц! Я лишь пытаюсь тебе объяснить, что если расползутся какие-нибудь россказни, то виновата в этом будешь только ты. — Миссис Поуп поспешила поправиться: — Потому что только ты могла неверно истолковать случившееся вчера. Кроме тебя некому, потому что только ты была там. Тебе ясно? Значит, если пойдут лживые слухи и болтовня, то я сразу пойму, что это ты, поняла?

В глазах Кэти блеснули слёзы.

— Я ничего не сказала, мэм. Богом клянусь, ни одной живой душе не обмолвилась. Я знаю, что была там, но никому про это не сказала.

— И не скажешь?

— А?

— Стало быть, ты обещаешь, что не заговоришь?

— О да. Я тут ни при чём. Совсем ни при чём!

«Мама дорогая, — думала она, — надо поскорей предупредить Певуна Томаса, чтобы держал рот на замке!»

Миссис Поуп поднялась из-за арфы и медленно подошла к горничной.

— Ну-ну, перестань плакать... Мне лишь хотелось тебе чётко всё разъяснить. Хочу, чтобы ты осталась здесь горничной. Пусть ты иногда неуклюжая и небрежная, но я считаю, что ты можешь стать хорошей служанкой, и мне хочется тебя оставить. Но ты же понимаешь, Кейт, что всё зависит от того, поползут ли по деревне мерзкие слухи.

— О да, мэм. — Кэти моргнула. А затем, чтобы разом всё прояснить, спросила: — То есть, вы говорите, что мне нельзя заговаривать о мистере... о молодом человеке, который был с вами вчера вечером?

III

Спустя полтора часа Певун Томас расчесывал буйного и неспокойного Амбоя, который застоялся в стойле — почти никто не осмеливался приблизиться к нему, кроме Певуна — и тут вдруг в конюшне появилась Кэти Картер. Певун чуть не выронил щётку из рук.

— Кэти, — только и произнёс он, — ну и ну! — И слабо улыбнулся.

— Певун, — начала она, — я хочу с тобой поговорить.

Она ещё никогда не просила так много, Певун растерялся от удивления и восхищённо уставился на неё.

Пока она раздумывала, как начать, до неё наконец дошло значение этого взгляда, исполненного восхищения, плотского восхищения. Раньше ей это не приходило в голову. По правде говоря, слабые попытки он уже предпринимал. После провала на скачках он пришёл к ней домой — по-видимому, чтобы извиниться, — но она не восприняла этого всерьёз. После того как она осыпала его бранью на скачках — с полным на то основанием — Кэти рассмешили его попытки помириться. Все знали, что Певун не из тех, кто интересуется девушками. Вероятно, всякое такое его вообще не интересует. Он дурачок. Добродушный, дружелюбный, придурковатый, для которого женщины ничего не значат и не могут значить, потому что он ни на что не способен. Неприязни к нему она не испытывала. Певун доброжелательный, безотказный и мирный, так что нет повода его презирать. Но... Вдруг до неё стало доходить, что если как-то и где-то в нём затерялся проблеск нормальности, и это связано с ней, можно извлечь из этого выгоду.

— Тебе наверняка известно, — начала Кэти, — насколько скверно последние месяцы ты исполняешь обязанности на конюшне, да?

— Чего? — от неожиданности тот вытаращился на неё, по-прежнему дружелюбно, но удивленно.

Кэти огляделась.

— Да. Только посмотри на эту конюшню. Вся в грязи и в пыли. Вон на стене. И на щётке. Даже на лошадях. Не чёсаны должным образом. Амбой, Поводок, Зимородок, Перчатка... и остальные, не помню их имён. Хозяйка говорит, ты плохо за ними смотришь. Хозяин перед кончиной тоже был недоволен.

— А? Чего? Не понимаю, о чём ты! Я? Я тута тружусь изо всех сил. Кэти, я...

— Что?

— Кэти, я... — он судорожно сглотнул. — Мне так приятно видеться с тобой и говорить. Правда...

— Это не просто так, паренёк. Помнишь вчерашний вечер?

— Вчерашний вечер? Ещё бы. А что...

— Помнишь, как я позвала тебя, говорила быстро-быстро, чтобы поскорее сбегал за доктором Энисом, потому что хозяин слёг! Помнишь?

Певун хотел было улыбнуться во весь рот, но вовремя остановился, взглянув на Кэти.

— Ну да. Ещё никогда не видел тебя в шляпке. Мама дорогая, говорю, Кэти в шляпке. И тогда ты говоришь...

— Певун, — прервала Кэти. — Вчера было вчера, понимаешь? И может, в суматохе ты надумал или навоображал себе всяких глупостей, понимаешь?

Певун уставился на неё с открытым ртом.

— Неа...