Чаша любви

Если, конечно, можно назвать парком тенистую аллею в диком лесу. Может, мы уже вообще давно за пределами парка? От этой мысли на сердце веет холодком. Я время от времени озираюсь по сторонам. Нет, если бы не регулярное вмешательство человека, эта аллея очень быстро бы заросла и... Во всяком случае никакого ограждения мы еще не видели.

А еще на меня действует спокойствие Саши.

Останавливаем лошадей на одной из чудесных полян. Соскочив на землю (о! наконец-то!), набрасываем поводья на какой-то куст. Слышим, чуть в стороне шумит ручей. В траве стрекочут кузнечики. Если закрыть глаза, то можно легко представить себя где-нибудь под Петербургом. Я и правда закрываю глаза. Журчит ручей, безумствуют кузнечики в траве. Вокруг меня дачный поселок, огороды. Тетушка пропалывает клубнику, прорежает петрушку и укроп... Но вот тучка набегает на небо. Мне на лицо падает тень.

Иллюзия рассыпается.

Я знаю, что это его тень...

И губы его, такие мягкие, нежные губы, припадают к моим. И руки его меня подхватывают и кружат. Я боюсь сначала, что мы упадем, но потом расслабляюсь и полностью доверяюсь Саше. Он такой сильный! Он не упадет...

Мое внимание переключается на поцелуй. Он пахнет цветами. Здесь, в этой стране, все пахнет цветами. И Сашино дыхание тоже. И сами мы становимся, как два цветка. Переплетаются вдруг наши стебли. Наши символы — женский и мужской — соединяются. Земля такая теплая, прогретая солнцем. Цикады, кажется, поют в самое ухо. Труженик-шмель садится на цветок; а цветок весь раскрыт ему навстречу, он будто жаждет шмеля, жаждет деятельности его, направленной на созидание...

Ах! Белое солнце слепит меня. Я не вижу ничего вокруг. Но догадываюсь, что платье мое, розовое в крапинку, такое легкое, такое воздушное, сейчас — как тот цветок. Мой шмель очень нежен. Он перецелует каждый лепесток, прежде чем поделится пыльцой...

И вот я раскрыта, и вот я — не тайна. Но теперь я — блаженство. Я земля, я трава, я нектар, я — любовь... Он до боли сжимает мне плечи. Господи! Какая это приятная боль! Еще минуту назад мы были два мотылька в кроне древа мироздания. И вот я уже ветвь этого древа. Нет, я уже крона. Я — целое древо, цветущее любовью. Я — космос, я — вселенная! О, я великая воронка, засасывающая в себя целые миры. Чего-то не хватает? Всего лишь крика торжества. Но вот и он! Мы торжествуем оба!

Потом слушаем тишину...

Откуда ни возьмись налетает ветер. Но мы, расслабленные, лежим в траве и вдыхаем запах друг друга. Что-то нежное, как крыло бабочки, падает мне на лицо, щекочет ресницы.

Я открываю глаза.

«Снег?»

Нет, не снег. Это тысячи лепестков слетают с куста. Они покрывают мне обнаженную грудь, оголенные плечи, шею... Саша, будто зачарованный, смотрит на меня. Но я — бесстыдница — не спешу прикрыться. Я уже не тайна для него. Я — больше, чем тайна! Я для него — блаженство.

— Как ты прекрасна! — шепчет он. — Я счастлив, милая... я люблю тебя...

«Это и так понятно», — улыбаюсь я.

А он наклоняется надо мной и целует мою улыбку.

Я поднимаю глаза и вижу: Искандер и Роксана удивленно смотрят на нас, не шелохнутся, не фыркнут, не стукнут нечаянно копытом.

Неужели они что-то понимают?

Порываюсь сказать Саше о лошадях, но он не отпускает мои губы. Тогда я стучу его по спине.

«Господи! То же, что стучать в камень!..»

Наконец мы поднимаемся. Я отряхиваюсь, поправляю платье. Оглядываю себя критически. Платье мое не сильно помято. Я полагала, будет хуже.

Искандер фыркает, мотает головой. Похоже, что он улыбается, — если, конечно, лошади умеют улыбаться...

Мы с Сашей глядим друг на друга и смеемся. Лепестки цветов кружат вокруг нас, садятся на плечи, запутываются в волосах. Это отцветает какой-то куст. Вокруг — травы по пояс. Светит солнце. Сказка наяву. Мы — как Адам и Ева в райском саду. Эта мысль неожиданно приходит мне в голову. Эту мысль я читаю и у Саши в глазах.

Мы беремся за руки, направляемся к ручью. Но недоуменно останавливаемся посреди поляны. Откуда журчит он? Кажется, и справа, и слева...

Саша догадывается первый:

— Ручей огибает поляну.

Мы выбегаем на бережок и с минуту идем вниз по течению. Восхищаемся буйством природы. Вокруг нас позеленевшие камни, старые деревья, трухлявые пни, заросшие мхом, лианы... лианы... и кустарники стеной.

Вдруг выходим к чудесному озерцу. На зеленоватой спокойной поверхности его — нежная ряска и несколько белых цветов, очень напоминающих лилии, но много крупнее.

— О, Саша! — восклицаю я. — Мне не хочется уходить отсюда. Это мой мир, это мое место — место для моей души! Сейчас я понимаю Рерихов!

— Да, красиво! — соглашается Саша.

— Ты можешь уезжать в Петербург. А я остаюсь жить здесь, на берегу этого озера. Вот тут — под этими деревьями — я построю себе шалаш.

— Ты опять обижаешь меня, красавица, — хмурит брови Саша. — Я тоже хочу остаться здесь. Мы построим шалаш вместе. Будем встречать рассветы. Будем жить друг для друга... А питаться — плодами, которых повсюду множество.

— Нет, нектаром цветов.

— Хорошо — нектаром, — не возражает он и поддерживает меня за локоть.

Снимаю туфли, держась за Сашу, пробую воду ногой: