Чаша Мараканы

Не будем подробно рассказывать о ходе «трагического» матча. Упомянем лишь, что хотя бразильцев устраивала ничья, они проиграли его со счетом 1:2, пропустив решающий мяч в конце встречи. Нервный шок, охвативший страну, нет никакой возможности описать. Говорят, что стадион – все двести тысяч зрителей! – молча плакал. Вероятно, это было действительно страшно: переполненный и тихий стадион, раздавленный горем. И в этой гробовой тишине истерический крик, взметнувшийся над трибунами: «Это ложь! Это все нам приснилось!»

Были, разумеется, и самоубийства: без этого острые футбольные ситуации в Бразилии не обходятся.

Тысячи людей клялись себе никогда больше не показываться на стадионе. И «пятно позора», горевшее на оскорбленной душе и совести каждого бразильца, не было смыто ни в 1958, ни в 1962 годах; случалось частенько, что в спорах и дискуссиях, разгоравшихся в пивных барах и на автобусных остановках, раздавалась язвительная реплика на ломаном испано-португальском жаргоне: «Вы, бразильцы, стали чемпионами только потому, что вам не довелось встретиться с нашей «Селесте».

Были, конечно, товарищеские матчи, всякие там региональные турниры, но в чемпионатах мира эти два непримиримых соперника с тех пор не встречались. Вплоть до того дня, когда – 17 июня 1970 года, двадцать лет спустя! – судьбе было угодно вновь столкнуть их, на сей раз в полуфинальном матче девятого чемпионата мира. Это была первая возможность, первый шанс настоящего реванша. О котором мечтали старожилы «Мараканы» все эти два десятилетия.

Нечего и говорить, что эта бурная предыстория отнюдь не способствовала успокоению страстей. В то время как бразильская печать кричала о «великом реванше», в Монтевидео гремели литавры и раздавались победные гимны. Именно тут, в матче с извечными соперниками, «Селесте» должна была не только реабилитировать себя за не слишком впечатляющие итоги предыдущих матчей, за эту злосчастную победу над русскими, о которой газеты писали не без некоторой сконфуженности, но и доказать, что… А что, собственно говоря, она могла доказать? Что «мы сильнее всех и наш футбол лучший в мире»? Сейчас, в 1970 году, это звучало бы в устах уругвайцев, по меньшей мере, претенциозно. Но разве скептический рассудок сможет заглушить горячее биение патриотического сердца? И у кого из уругвайских репортеров могла бы подняться рука для трезвой оценки своих сил и возможностей накануне матча с бразильцами?! Что правда, то правда: грозная статистика триумфального марша бразильцев подавляла холодной непререкаемостью цифр: четыре победы в четырех матчах! Двенадцать забитых мячей! Что могли противопоставить этому уругвайцы?… В четырех матчах две победы, ничья и поражение! И всего лишь три забитых гола. Один из которых вызывал ироническую улыбку даже в самом Монтевидео… Казалось, надеяться не на что. Но нет!!! Газеты напоминали читателям статистику памятного пятидесятого года: Бразилия шла к финалу, громя соперников с поистине фантастическим превосходством: 7:1 – Швецию, 6:1 – Испанию, считавшуюся одним из фаворитов, 4:0 – Мексику. В то время как Уругвай сыграл вничью с Испанией (2:2) и с трудом вырвал победу у Швеции с преимуществом всего в один гол (3:2).

И если тогда славная «Селесте» добилась победы, то кто сказал, что этот триумф не может быть повторен сейчас?!

Так думали не только уругвайцы. Подсознательный страх перед возможным повторением «трагедии» смущал сердце и их соперников. «Фантасма» пятидесятого года витала над притихшим в ожидании матча отелем бразильской сборной, и этого Загало опасался больше всего. Трезво оценивая более чем скромные возможности противника, его немощное нападение и защиту, хотя и плотную, но избирающую против сильных команд персональный метод опеки, что для бразильцев являлось своеобразным гандикапом, Загало опасался не столько уругвайцев, сколько своих подопечных, которые могли поддаться на вероятные провокации, на подножки, тычки и толчки, которыми, как легко было предположить, уругвайцы будут восполнять неравенство сил.