— Где уж мне, старику. Но был у меня один знакомый — он, к сожалению, погиб несколько лет назад, — считавший, что большевики возвели социализм в ранг религии. Что вы об этом думаете?
— Нет ничего могущественнее идеи социализма, потому что время его пришло, — сказала Саша. — А могучие идеи непременно становятся объектом культа.
Они много спорили, но ему ни разу не удалось одержать над ней верх. Мечом диалектики Саша владела превосходно.
— Почему у вас истребляют оппозицию? — спросил он ее как-то.
— У нас нет оппозиции, а есть преступники, — ответила она, пожав плечами.
В другой раз, когда он рассуждал о равенстве людей перед законом, она сказала:
— Да, у вас на Западе закон основан на идее равноправия. Одинаково запрещено красть хлеб и ночевать под мостом, как богатым, так и бедным.
А когда он однажды заметил, что в советском обществе свобода жестко ограничена, она коротко бросила:
— Избыток свободы ведет к избытку рабства.
Кто ему не понравился в Москве, так это редактор «Правды» Мехлис — человек с глазами похожими на жирные маслины. Кожа лица у него была блеклая и сухая. На его щеках никогда не появлялся румянец, и казалось даже, что это внутренняя лихорадка фанатика, как вампир, высасывает из него кровь.
Фейхтвангер таких людей опасался и не любил. Саша рассказала, что Мехлис с его шестиклассным образованием тянется к интеллектуалам и даже собрал неплохую библиотеку, которой владеет, как евнух гаремом.
Он приехал к Фейхтвангеру в первый же день его пребывания в СССР и попросил достойно ответить на пасквиль ренегата Жида. Фейхтвангер тут же написал статью «Эстет в Советском Союзе». Мехлис ее жадно схватил, увез, а потом опять приехал и сказал, что надо выбросить некоторые острые места.
— Понимаете, — говорил Мехлис, округлив глаза, — он сам заказал вашу статью. Он сам будет ее читать. А вы Его называете просто Сталин. Как можно?
— А как мне его называть? Джугашвили? — удивился Фейхтвангер. Мехлис схватился за сердце.
Вмешалась Саша, и Фейхтвангеру пришлось уступить почти во всем.
— Жид был прав, — сказал он Саше с горечью. — У вас все держится на промывании мозгов.
— Бросьте, — ответила она, — человек не должен разуверятся в мироздании из-за того, что кто-то в трамвае наступил ему на ногу.
Новый 1937 год Фейхтвангер встречал в гостинице «Националь». В празднично украшенном зале собрались ветераны Коминтерна, немецкие антифашисты, активисты братских компартий, левые интеллектуалы из стран Европы и Америки, командиры интернациональных бригад, прибывшие из Испании прямо с фронта. Фейхтвангер увидел в зале несколько знакомых лиц, фамилии которых были известны всему миру.
На освещенной эстраде играл джазовый оркестр под управлением невысокого коренастого человека с грубым, но привлекательным лицом.
— Это наш король джаза Леонид Утесов, — шепнула Фейхтвангеру Саша.
Бой кремлевских курантов возвестил о наступлении нового 1937 года.
Все подняли бокалы за Сталина, за социализм, за гибель Гитлера.
Люди веселились и танцевали, не подозревая о том, что для многих из них этот Новый год был последним в жизни. Они с надеждой смотрели в будущее и не ведали, что их удел — пуля в затылок или медленная гибель на Колыме.
— Я хотел бы увидеть, как празднуют Новый год советские люди, — сказал вдруг Фейхтвангер. Саша кивнула, и они вышли на улицу.
Вопреки всем прогнозам, не было ни снега, ни мороза. Шел дождь. На пустых улицах завывал ветер. В больших лужах рябилась черная вода.
Александра Николаевна привела Фейхтвангера в Дом журналиста, где новогодний бал был в самом разгаре. В центре зала искрилась разноцветными огнями увенчанная красной звездой елка. Стены были увешаны лозунгами. Фейхтвангер остановился у самого большого из них.
— Что здесь написано, — спросил он.
— Сталин — надежда всего человечества, — перевела Саша.
— Что ж, может, это и правда, — пробормотал Фейхтвангер.
Саша подвела его к столу, где сидел в обществе красивой женщины широкоплечий человек с волевым лицом.
— Это Валерий Чкалов — наш знаменитый летчик, — представила его Саша.
Фейхтвангер протянул руку, которая тут же была схвачена, как тисками, могучей пятерней.
— Я читал ваши романы. В борьбе с фашизмом они значат больше, чем целые дивизии
Бас прославленного пилота легко перекрывал музыку.
— Но скажите мне, как вы там, в Германии, позволили этому сукиному сыну захватить власть? Ну ничего, пусть только он к нам сунется. Костей не соберет.
Фейхтвангер с любопытством смотрел на Чкалова, не делая никаких попыток освободить свою ладонь из его железной хватки.
Настал день, когда Александра Николаевна сказала своему подопечному, не скрывая волнения:
— Сегодня мы никуда не идем. За вами сейчас приедут. Вас ждет товарищ Сталин.
— Но вы ведь поедете со мной?
— Нет. Вашим переводчиком на встрече с вождем будет Борис Таль. Секретарь отдела печати ЦК. Товарищ надежный, проверенный. Герой Гражданской войны. Знаток немецкой культуры. Он вам понравится.
Забегая вперед, отметим, что через год «надежный, проверенный» товарищ Таль был арестован по доносу Мехлиса — и сгинул в клоаке НКВД.