Генри Риффорд успокоился до такой степени, что преисполнился холодной решимости найти того, кто напал на его дочь, и повесить его, желательно после страшных пыток. Похоже, Ричард де Ревелль был с ним полностью согласен, но проблема состояла в том, что нужно было точно понять, что именно произошло и кто выступал в роли насильника.
— Не совсем понимаю твою роль во всей этой истории, — холодно и надменно изрек шериф. Брат Матильды был элегантным мужчиной, любившим красивую одежду, которую он носил с таким видом, словно ему более подошла бы роль придворного, а не служителя закона и сборщика налогов в отдаленном западном графстве. У него было треугольное лицо, длинные каштановые волосы, которые он зачесывал назад с высокого лба, узкие брови, тонкие усики и маленькая остроконечная бородка.
Случившаяся трагедия заставила было их на время забыть о взаимной неприязни, но Джон не собирался позволять Ричарду командовать собой.
— Моя роль заключается в том, чтобы подтвердить факт изнасилования. Если оно и в самом деле произошло, то тогда это серьезное преступление, достойное рассмотрения Верховным судом, а не местными судейскими чиновниками. Я должен буду записать все подробности этого уголовного дела для судей короля, когда они в следующий раз приедут в Эксетер. Если мы сумеем найти подозреваемого, тогда они смогут судить его.
Шериф недовольно нахмурился — все те же самые разногласия, снова и снова.
— Если я найду подозреваемого сегодня вечером, то завтра я его повешу — это я могу тебе обещать.
А я своими руками накину петлю ему на шею, — добавил Риффорд, все еще дрожа от сдерживаемого гнева.
Джон яростно взглянул на своего шурина.
— Давай отложим наш спор до тех пор, дока мы не сможем изложить его Хьюберту Уолтеру, хорошо? Сейчас у нас с тобой есть более неотложные дела.
Они стояли в главном зале дома, перед дверями маленькой комнаты, которой пользовалась Кристина. Дверь отворилась, и на пороге показалась сестра Мадж. Она поманила к себе коронера, который вошел внутрь, прикрыв за собой дверь.
Монахиня из монастыря Святой Катерины в Полслоу была внушительной женщиной: высокая и сухопарая, с решительным костистым лицом, которое совершенно не соответствовало ее занятию, коим являлась забота о страждущих. Она была старшей из девяти монахинь, живших там по монастырским законам, и, несмотря на строгий вид, была истинным кладезем доброты и сострадания. Хотя в монастыре она выполняла обязанности лазаретной сестры, то есть имела дело с всякими ранами и травмами, репутацию она составила себе в качестве повивальной бабки. К ее услугам часто прибегали женщины в Эксетере и его окрестностях, особенно в случае трудных родов. Сейчас она отвела коронера в угол комнаты и негромко заговорила с ним:
— Похоже, мало сомнений в том, что ее изнасиловали, сэр Джон. Я еще не приступала к интимному осмотру, но какие доказательства вам нужны для отправления официальных процедур?
Джон посмотрел на кровать, а потом плотно захлопнул дверь перед лицом у шерифа, который пытался подслушивать.
— Мы должны расспросить ее о том, что произошло, и не узнала ли она того человека, который сотворил с ней этот ужас. Но я также должен иметь доказательства того, что ее изнасиловали. Вы должны подтвердить, что у нее из интимного места идет кровь. Таков закон.
Монахиня, в своем черном одеянии Ордена бенедиктинцев и с белой накидкой на голове, серьезно кивнула.
— Какое-то время она будет ненавидеть всех без исключения мужчин — вероятно, даже своего отца, — так что будет лучше, если вы станете держаться от нее подальше, а ее поручите заботам тетки и моим. Я сообщу вам о том, что мне удастся выяснить.
Джон знал, что сама сестра Мадж давно забыла об интимных особенностях женского организма, но все равно взмолился:
— Мне нужно иметь хоть какие-нибудь доказательства осквернения девушки, например порванная или заляпанная кровью одежда.
— Я посмотрю, что у нас есть, — ответила монахиня, подтолкнула его к выходу и закрыла дверь у него за спиной.
В холле чувство гостеприимности пересилило у Генри Риффорда даже его гнев, и он кивком подозвал шерифа и коронера к огромному камину, чтобы те могли согреться, пока он принесет им вина и бокалы французского стекла. Все трое молча потягивали вино, имитируя нормальную обстановку, пока отец Кристины неожиданно не обмяк и, рухнув на скамью, принялся тихо всхлипывать, обхватив голову руками. Джон и Ричард де Ревелль стояли в замешательстве, не зная, что сделать или что сказать, пока коронер наконец не подошел к торговцу кожами и не положил ему руку на плечо, пытаясь успокоить.
Риффорд поднял осунувшееся лицо.
— Если бы только ее мать была жива — в такой момент ей нужна мать. Моя сестра — добрая женщина, но она безмозглая старая дура. Позволить девочке одной отправиться в такую ночь, черт бы ее побрал!
— Могу я попросить свою супругу прийти и посидеть с ней? — спросил Джон, уверенный, что Матильда, несмотря на многие свои недостатки, не откажется помочь отчаявшейся семье.
Ричард почувствовал себя обязанным ответить на предложение шурина.