Чаша смерти (СИ)

Ариадна Владимировна, вместе с мужем Федором Алексеевичем, десять лет как покойным, всю жизнь учительствовала в Семкино, до тех пор, как маленькую школу, обучавшую самое большее двадцать учеников всех возрастов одновременно, не закрыли. Она преподавала русский язык, литературу, биологию, историю, и музыку. А муж — математику, физику, химию, географию и физкультуру. Изредка удавалось переложить часть предметов на плечи молодых педагогов, достаточно регулярно появляющихся в Семкино по распределению. Но молодые специалисты, и так присылаемые едва не закованными в цепи, устрашившись суровых деревенских реалий, всеми правдами и неправдами из сельской школы удирали. Редко кто отрабатывал даже положенные по закону три года. Из них в школе прижилась только трудовичка Мария Степановна из Ленинграда, с которой в Семкино приключились роковая любовь и скороспелое замужество. Всего через три года она схоронила любимого тракториста, замерзшего зимой по пьяни прямо на крыльце собственного дома. А в следующие двадцать лет из тоненькой робкой девочки, не умеющей прикрикнуть на ленивых школьников, превратилась в объемистую женщину, казалось, заполняющую телом и голосом любое предоставленное помещение, даже физкультурный зал, превращающийся при необходимости в актовый зал со сценой. Мария Степановна с равным успехом обучала девчонок шить ночные рубашки, блузки и юбки и стряпать пельмени, а мальчишек — сколачивать табуретки, и еще вела уроки немецкого. Весной она страдала астмой, и тогда ее предметы сваливались на Ариадну Владимировну и Федора Алексеевича.

После закрытия школы педагогический коллектив в райцентр переезжать не стал, хоть и звали настоятельно. Обжились в Семкино, обзавелись живностью. И жалко бросить хозяйство, и не продашь, поскольку трудоспособное население, особенно имеющее детей, потянулось в райцентр. Да и возраст уже пенсионный.

Федор Алексеевич на пенсии совсем недолго прожил, полтора года всего. Сразу затосковал по ученикам, урокам, тетрадкам и помер от пустяковой простуды, перешедшей в двустороннее воспаление легких. А до этого никогда ничем не болел.

Ариадна Владимировна тогда много плакала, стала прихварывать. Но дома женщину всегда найдет занятие, отвлекающее от тоски — хозяйство надо тянуть. Светка звала мать переехать в Н, тем более, что снова появился спрос на деревенские дома: горожане покупали под дачи. Можно было продать дом и с доплатой выменять их хрущевскую «двушку» на «трешку». Ариадна Владимировна приехала к дочери, пожила в городе неделю и скорее назад, на природу, к своей козе Фимке, сменившей после смерти мужа корову, к курам, к собаке Коржу и к кошке Маське. А в городе своем, мол, сами живите. И вообще, умные люди дома в деревне покупают, вот и нечего продавать. Будет ребенку на каникулы дача с речкой, парным козьим молоком и прочими прелестями. Пользуйтесь, пока ей здоровье еще позволяет.

Был дождливый день, с грозой, потом дождь капал и капал. То прекращался, то, стоило высунуться во двор, небо начинало плакать вновь. Юрий со Светой, хоть и редко оказывались в деревне, уже научились радоваться дождю, тем более, первому дождю после долгой жары. Хорошо: поливать не надо, в огороде в дождь тоже никто не работает.

Светка умотала к новым подругам, как и она, приехавшим из разных городов с детьми на летний отдых в родительские загородные имения, состоящие из разваливающихся деревенских домиков и нескольких соток под садик и огород. Ванька рано утром, когда родители еще спали, удрал с мальчишками на речку, и плевать ему на дождь. Хорошо, ума хватило дождевик и резиновые сапоги надеть! По крайней мере, дождевика и сапог в сенях не наблюдается. Теща хотела бежать искать ребенка, но Юрий запретил. Нечего над парнем квохтать. Вечером сам с сыном поговорит.

И как удрал тихо: ни дверь, ни половица не скрипнули! Небось не в школу!

Теща возилась на кухне: затеяла печь какой-то особенный пирог. А Юрий, вместо того, чтобы встать в шесть утра, как привык, под уютный шелест дождя проспал аж до девяти. Поднялся не спеша, покурил, попил чаю, поболтал с Ариадной Владимировной о былых временах. Опять покурил на маленькой застекленной веранде, где дождь особенно громко колотил по жестяной крыше. Окурок зашипел в антикварной банке из-под кильки, Юрий прилег на продавленный, пахнущий сыростью диванчик, сосланный из гостиной на веранду. Удобно разместил затылок на диванном валике. Диванчик пах пылью и немного сыростью.

Вроде и не спал совсем, только прилег, а часы с кукушкой в большой комнате, прозванной тещиной гостиной, прокуковали полдень. Юрий слегка озяб. Он свернулся калачиком, охватил руками плечи, но холод усилился. Придется встать. Юрий открыл глаза.

Возле дивана стояла маленькая старушка в черном платье с мелкими белыми цветочками и в белом платке, завязанном по брови. Старушка пристально смотрела на Юрия. Тот подхватился было с дивана, но гостья замахала на него обеими руками.

— Лежи, лежи, притомился, чай!