Чаша смерти (СИ)

Перед глазами медленно проявилась картинка. На этот раз не осточертевшая кладбищенская поляна с трижды осточертевшей пентаграммой из горящего спирта. Он оказался в огромном зале. В носу защипало от резкого запаха восточных курений. Вдоль стен стояли скульптуры, изображавшие чудовищ, с чадящими факелами в когтистых лапах. Несмотря на пламя факелов, фигуры тонули во мраке. Ярко освещена была только одна статуя, раза три больше остальных, изображавшая мускулистого мужчину с головой козла. Эта скульптура стояла на возвышении в торце зала, у ее ног в вершинах нарисованной на полу пентаграммы горели пять костров. Ну как же без пентаграммы?! Без пентаграммы ну никак. В центре пентаграммы, понятное дело, алтарь. Пашка с Инночкой лежали на алтарном камне валетом.

Вокруг алтаря Козломордый совместно с прочими масками творил какой-то ритуал. Давно не виделись! Рядовых членов ковена и учеников поблизости не наблюдалось. Только маски.

Захаров быстро подошел к пентаграмме и босой ногой разметал ближайший костер. Боли он не почувствовал — сон ведь!

— Ты чего затеял, козел?! — голос дал петуха.

Маски сдержанно захихикали. Захаров прокашлялся и повторил вопрос. Козломордый молчал.

— Ну?! Отпусти моих друзей!

— А ты настырный.

— Не сомневайся.

— Ты мне надоел. И ты, наконец, зарвался.

— Это ты зарвался, козел! С чашей ладно, так действительно распорядилась судьба. Но сейчас ты убиваешь незаконно. Да, мы посетили твое собрание. А что, нельзя было?! Мы, может, решили в ковен твой записаться!

— Да? Интересное предложение. Ну, подходи сюда. У нас расписываются кровью!

— Ты забыл, козел, что я — слуга закона?! Должно соблюдать не только букву закона, но и дух его. Вы не можете безнаказанно убивать! Как насчет Высшего Суда?! Поджилки не трясутся?! Отпусти моих друзей!

Козломордый молчал. Приближенные маски шушукались, раздавались и умолкали смешки, а глава ковена молчал. Захарова будто кто-то толкнул: он бросился вперед и сорвал с мага маску.

Горькое разочарование — под маской оказалась другая, такая же.

Козломордый фыркнул.

— Ты меня разочаровываешь. Мы все ж таки в сновидении.

Захаров отпрыгнул назад и вытащил пистолет. Не было у него с собой пистолета, остался на работе, в сейфе. И вот он, тяжелый, пахнущий смазкой.

— А так?! Давай проверим, выстрелит в сновидении, или нет?

Маски попятились. У Козломордого и еще у двоих в руках появились черные посохи из кривых сучьев, увенчанных крупными кристаллами разных цветов. Козломордый задумчиво сказал:

— Это зависит от твоей личной силы. Ты, я смотрю, полон сюрпризами, так что не будем проверять. Забирай друзей и проваливай. И не лезь больше в наши дела, добром прошу!

Толпа масок торопливо раздалась в стороны. Козломордый небрежно махнул рукой, и Пашка сел на алтаре, изумленно оглядывась вокруг. Впрочем, он быстро сориентировался, подхватил на руки Инночку и бегом бросился к Захарову. Захаров загородил их, держа под прицелом Козломордого и его кодлу. Заметил, что группа накачанных парней в масках стервятников потихоньку отделились от толпы и продвигается вбок и назад, отрезая им дорогу.

Захаров помахал пистолетом.

— Отзови-ка своих орлов!

Магистр махнул рукой, стервятники остановились, а Юрий с пистолетом и Пашка с Инночкой на руках, пятясь, дабы не поворачиваться к магам спиной, вышли из зала в квартиру к Пашке.

Юрий с трудом разлепил глаза. Он лежал на диване. Голова раскалывалась от боли. Сегодня сон дорого ему обошелся. Чувство реальности возвращаться не спешило: он словно все еще был в зале со скульптурами, а Пашкина комната лишь слабо намечалась. Но дикий крик Павла здорово его взбодрил. Юра повернул голову: Пашка сидел на полу, как был, в пальто и ботинках, и орал:

— Юра, стреляй! Инна! Инночка!

Юрий охватил голову руками и ласково попросил:

— Паша, не ори, прошу! Ну все достали, а тут еще ты!

Они еще не знали, что в этот же момент в горбольнице, в отдельной палате интенсивной терапии Инночка, уже признанная врачами безнадежной, открыла глаза и попросила воды.

— Захаров? Митрофаныч беспокоит. Зайди на час, дело есть.

Ну вот, только выдалась спокойная минута, завязался душевный разговор, а начальство тут как тут. Захаров привычным акробатическим трюком выбрался из-за стола и поплелся к Митрофанычу. Грех жаловаться, Митрофаныч мужик свой, понимающий. Это тебе не Носорог, хоть и грех плохо поминать покойника. Расслабился ты, Юрочка, в деревне. Пора погружаться в работу.

В начальничьем кабинете сидела тощая пожилая женщина в застиранном ситцевом сарафане, оставлявшем открытой морщинистую шею, и стоптанных китайских тапочках на обвитых варикозными венами ногах. Жара давно закончилась, и смотреть на по-летнему раздетую тетку было как-то зябко. Женщина орала на Митрофаныча. Ее лицо опасно покраснело, а жидкий пучок седых засаленных волос возмущенно подпрыгивал. Увидев Захарова, Митрофаныч облегченно перевел дух и вытер лоб и шею большим носовым платком.

— Успокойтесь, гражданочка! Вот этот наш сотрудник, старший лейтенант Захаров, примет у вас заявление и займется…