Чаша страдания

— Как, оказывается, много писали и снимали о прошедшей войне. Мы ведь в лагере даже не знали, что Германия напала на нашу страну. Но однажды появился майор с красными армейскими петлицами, а не синими, как у нашей охраны. Нас построили, и он объявил о войне. Стоять нам было приказано по стойке «смирно», но ряды все-таки заколыхались. Он крикнул: «Кто хочет идти на фронт, в штрафной батальон, чтобы кровью искупить свою вину, — шаг вперед!» Мы знали — это почти верная смерть. Все стояли в нерешительности. Но я, как услышал, сразу решил: лучше погибну в бою, чем умру в лагере. И сделал шаг из строя — записаться в штрафной батальон. Тут подскочил охранник, отпихнул меня назад и заорал: «Политических не записывают, отсиживай свое, сволочь!» Не хотели дать мне умереть за свою страну, они сами хотели погубить меня.

Мария опять пила лекарство, отворачивалась и вытирала слезы…

63. Воссоединение семьи на еврейской Пасхе

Павел вернулся в апреле и как-то раз сказал Марии и Лиле:

— Да, ведь скоро праздник еврейской Пасхи — Сейдер. Первая Пасха после моего освобождения. Надо нам всем пойти к тетке Оле и дяде Арону на праздник. Они живы, здоровы?

— Живы, только очень одряхлели, — откликнулась Мария. — И Сеня с Августой приедут в этот день и придут прямо к ним. Там ты и увидишь их.

Лиля удивилась:

— Что это такое — еврейская Пасха? Папа, ты разве веришь в это? И кто такие тетя Оля и дядя Арон?

— Доченька, в бога я не верю, но с детства привык к национальным традициям и люблю их. Поэтому и хочу отпраздновать свою свободу с моими родными в еврейских традициях. Но разве ты не знаешь тетю Олю с дядей Ароном? — Берг вопросительно посмотрел на жену: — Ты не приводила к ним Лилю?

Мария немного смутилась:

— Ах, Павлик, дело в том, что ты еще не знаешь, как многое изменилось в еврейском вопросе, пока тебя не было. Стало опасно не только придерживаться еврейских традиций, но даже вообще иметь в паспорте запись «еврей» в пятой графе. Нам с каждым годом приходилось быть все более осторожными, по возможности скрывать свое еврейство. Мы хоть и писали в анкетах, что евреи, но всеми силами старались скрыть это от окружающих, чтобы не потерять работу или возможность учиться — все, что имели. А на пасху я забегала к тете Оле с дядей Ароном поздравить их, но не хотела водить туда Лилю, чтобы не смущать ее еще больше еврейскими корнями.

Берг нахмурился, опустил голову:

— До чего же вас тут довели, на так называемой советской «воле»… Правильно мы в лагере называли страну — «большая зона». Там мы были на грани земного существования, но национальностью своей не гнушались, говорили открыто.

— Вам в лагерях было уже нечего терять. А нам — было что.

Он вздохнул:

— Да, многое я пропустил в жизни нашего общества — всю войну пропустил, победу пропустил. Но ни за что бы я не подумал в те двадцатые и тридцатые годы, в период успехов евреев в нашей стране, что их доведут до этого, что они станут скрывать свою принадлежность к еврейской нации. Когда я писал статью «Два еврея», я так гордился, что мы, евреи, стали русскими интеллигентами.

— Да, Павлик, дорогой, я даже помню твой новогодний тост в тридцать восьмом году, — улыбнулась Мария, — ты говорил тогда: «Мы все евреи, дети бедной и когда-то бесправной еврейской среды, теперь мы — представители русской интеллигенции. Мы тяжелым трудом пробили себе путь». Но когда совсем недавно врачей-евреев обвинили в заговоре как отравителей, то оголтелые антисемиты требовали: «Советские евреи должны тяжким трудом искупить свою вину перед русским народом».

— Вот до чего дело дошло! — грустно воскликнул Павел. — А мой брат Сема считал евреев искателями счастья и радовался, что многие его нашли.

Лиля слушала напряженно и с удивлением. С тех пор как в первый день войны соседские дети сказали ей, восьмилетней девчонке: «Вы евреи, и за это фашисты вас убьют», она была приучена, что надо по возможности скрывать свое еврейство. И поэтому не представляла себе того, что говорил отец: как это раньше можно было гордиться этим и считать евреев искателями счастья?

А Павел, помолчав, добавил:

— И все-таки совсем отрываться от своих корней нехорошо. Хотя вы и отошли от еврейских традиций, но нельзя забывать, что это были традиции наших отцов и дедов. Лилю пора познакомить и с традициями, и с этими чудесными стариками.

И он рассказал Лиле библейскую историю об исходе евреев из Египта, о том, как Моисей вывел их оттуда, о том, как перед евреями расступилось Красное море и все успели перейти на другой берег, но забыли захватить дрожжи. Поэтому с тех пор по традиции в день празднования Пасхи евреи едят не хлеб, а мацу, испеченную без дрожжей.

— Конечно, Лилечка, это все сказки, в них много вымысла. Но евреи верили в это два тысячелетия после изгнания из Израиля. И эта вера помогла им сохранить себя, несмотря на блуждания по всему миру.

Лиля никогда об этом не слышала.

— Откуда ты все это знаешь?

— Из Библии. До революции мы все обязаны были читать и знать Библию.