Чаша страдания

Сашин желудок ныл от голода и толкал его вниз на землю — туда, туда, за едой, за зерном! Но он рос с чувством собственного достоинства, оно не покинуло его, голод не превратил его в зверя. Он стоял сбоку и не хотел служить посмешищем для немцев. Он сам себя лихорадочно уговаривал: «Да, они — победители и чувствуют себя сверхчеловеками, но я не зверь и я докажу самому себе и им, что я человек и имею человеческое достоинство».

В лагере за прошедшие дни набралось несколько тысяч грязных, истощенных и обессиленных пленных, стало так тесно, что даже негде было размять ноги. Днями стояла изнуряющая жара, кусали комары и мухи. Люди потели, теряли влагу, и это еще усиливало жажду. Все были истощены, все пропахли потом, появились вши, все чесались, над толпой стоял непреходящий смрад. И уже началась дизентерия. Ко всему этому добавлялась вонь из выгребной ямы, открытой для прямых лучей солнца. От обезвоживания и бессилия некоторые впадали в коматозное состояние, лежали неподвижно, почти не дыша. Их принимали за мертвых, а некоторые были уже действительно мертвецами. Немцы подходили, на всякий случай стреляли в них в упор и велели другим оттаскивать их в канаву за лагерем.

По ночам спали на своих шинелях, некоторые снимали сапоги и рубашки, проветривали вонючие портянки. Но это было опасно — сапоги могли легко украсть. Немцам вонь и скопление людей не нравились, они старались держаться в стороне от лагеря, офицер на коне больше не приезжал. Порядка становилось все меньше.

Таких лагерей советских военнопленных были тысячи. В наступательных операциях у немцев была точно разработанная тактика — создавать так называемые котлы, окружая целые дивизии и армии «красных». Почти не встречая сопротивления, они замыкали котлы, убивая и захватывая в плен сотни тысяч русских бойцов. К 10 июля 1941 года, всего за три недели войны, прорываясь вперед по системе котлов, немецкие войска продвинулись в северо-западном направлении на 500 километров, в западном — на 600, а в юго-западном — на 350 километров. За эти же три недели они уничтожили 3500 советских самолетов, 6 тысяч танков, более 20 тысяч орудий и захватили Прибалтику, Белоруссию, Молдавию, большую часть Украины и европейской части России. Были разбиты более ста советских дивизий, то есть около трех пятых советской армии. Немцы двигались вперед и вперед, а позади оставалась деморализованная масса пленных, истощенных людей, потерявших веру в победу и надежду на спасение.

Очевидно, при самых оптимистических расчетах на быструю победу, на «блицкриг» — мгновенную войну, как планировал Гитлер, немецкое командование все-таки не предвидело, что в первые же недели они захватят около миллиона пленных. В их планы управления захваченной территорией это внесло некоторую неразбериху.

* * *

В Кремле в это время шла лихорадочная работа по реорганизации командования. Командовать фронтами назначили старых маршалов Ворошилова, Буденного и других, но в первые же месяцы выяснилось, что они были неспособны вести войну нового типа с большим количеством техники. Это когда-то и предсказывали расстрелянные маршалы Тухачевский, Блюхер и другие. Правительство срочно образовало Государственный комитет обороны (ГКО) — в него входили не военные, а только руководители страны во главе со Сталиным. Он тут же сделал себя наркомом обороны и Верховным Главнокомандующим. Но ничего не помогало — Красная армия была разбита почти полностью.

Однажды утром в лагере, где сидел Саша Фисатов, всех пленных построили по семь человек в ряд, разделили на колонны по пятнадцать рядов и стали выводить на дорогу, за проволоку. Всех мучил вопрос — куда их ведут? Но спрашивать было некого. Шли понуро, глухо переговаривались. Июльская жара изнуряла, идти в гимнастерках и сапогах, да еще нести с собой шинель, было невыносимо тяжело. Но расставаться с шинелью не хотелось — она необходима на ночном привале. Целый день шли без еды и питья. Поздно вечером на привале посреди поля на каждую семерку выдали по полкотелка сырого пшена. Чем больше Саша думал, тем ясней понимал, что из плена необходимо бежать. Как и куда? Первым делом надо вырваться из тисков этих лагерей. А что будет потом? Он решил, что станет пробираться к Витебску — может, там остался кто-нибудь из его семьи или хотя бы кто-то знает о них.

На следующее утро опять всех построили в колонны и повели. Идти было труднее, чем в первый день, все были предельно голодны, изнурены от жажды, многие из тех, кто постарше, падали прямо на ходу. К упавшему подходил немец и короткой очередью из автомата расстреливал его. Тут же из колонны подзывали двух пленных и приказывали сбросить труп с дороги в канаву. Колонна двигалась все медленней.

Рядом с Сашей шагал молодой парень по имени Федя. На привале прошлой ночью Саша разговорился с ним. Федя мечтательно сказал:

— Я ведь из здешних мест. Моя деревня километрах в двадцати отсюда. Родители там. Эхма, кабы сбежать, они бы меня укрыли.

— Я тоже мечтаю сбежать, и мне тоже не так уж далеко до дома. Бежим вместе.