Чаша тьмы

– Аглария, угомонись, – посоветовал он.

– Никогда!

– Угомонись, я сказал!

– Вот еще!

– Я тебя выпорю!

– Это извращение!

– Сама такая.

– Я?!

– Ну не я же?

– А ты… а ты…

– Да, – сказал посох. – В том, чем вы занимались, бесспорно что-то есть. Я никогда раньше не придавал значения этой человеческой привычке, считая ее чем-то вроде курения или опьянения алкоголем. Но, посмотрев на вас, пришел к выводу, что мое прежнее мнение было ошибочным. Это несколько больше, чем обыкновенная вредная привычка. И я бы хотел понять насколько… – Посох вновь принял человеческий вид. – А посему, – сказал он, – поскольку тебе, Курт, вряд ли теперь понадобится служаночка, я, с твоего позволения, воспользуюсь твоим служебным положением и попробую на деле, так ли это хорошо, как вам обоим показалось. Тут, совсем недалеко, есть одна замечательная явочка. Почти по дороге.

Аглария несколько мгновений ошарашенно таращилась на Мура, а потом стала смеяться. Махнув рукой, ока села на землю, чтобы предаваться этому процессу без помех. Курт предпочел к ней присоединиться. Посох пожал плечами к улыбнулся.

Двое влюбленных сидели на земле и смеялись, рядом стоял, переминаясь с нога, на ногу чуточку смущенный посох, а вокруг лежали очень мертвые маги.

Одевались они уже не стесняясь. В самом деле, ну кого стесняться, если в живых остались только свои?

– Курт, а ведь ты не уничтожил эту вещь! – вдруг встрепенулся Мур.

Курт посмотрел на второе кольцо у себя на пальце. Поморщился. Аглария задержала дыхание. Искорка того, прежнего ужаса вновь кольнула ее – на миг ей показалось, что из Курта вновь выглянуло то устрашающее существо, которым он был совсем недавно. Всего на миг. И схлынуло. Аглария перевела дух.

– Его нельзя уничтожить, Мур, – ответил Курт своему посоху. – Я теперь знаю, что это такое, так что уж поверь мне на слово. Оно исчезнет. Но не здесь и не сейчас.

– Страсти какие, – сказала Аглария, подымая заплечный мешок Курта и оба меча.

– Курт, помоги красивой девушке, – весело предложила она. – Кстати, у меня есть немного хлеба; может, покормим рыбок?

Крошки хлеба, упавшие на волшебный меч, медленно тонули, словно это и впрямь была вода. А рыбки охотно их хватали и ели, словно это и впрямь была годная для них пища. Впрочем, кто знает, – быть может, именно так оно и было?

На берегу давным-давно нарисованной реки сидел Художник. Остальные сгрудились у него за спиной. Художник медленно провел кистью по воде. Еще и еще раз… и все увидели Архимага. Стоя по колено в отсветах багрового мрака, Архимаг держал в руках Чашу. Чашу Тьмы. Он улыбался, и от тихой его улыбки мороз драл по коже. Его губы шевелились, но никто не мог разобрать, что же он шепчет, Он словно бы прислушивался к чему-то… к чему-то, что было лишь с ним, говорило лишь для него.

Внезапно Архимаг посмотрел им прямо в глаза. И они вздрогнули, осознав, что он увидел их.

– Я до вас еще доберусь! – пообещал он и пренебрежительно махнул рукой в их сторону.

Брызги полетели из реки, брызги полетели в стороны, кисть в руке Художника вспыхнула и сгорела, а видение растворилось, оставив по себе зловонную муть, которая долго еще висела над водой, пока не смыл ее нарисованный Художником ветер.

– Что ж, этому Миру нечего теперь противопоставить Его Милости, – задумчиво проговорил Зикер. – Нечего… кроме Курта.

– Ладно, будем думать, что мы еще не проиграли, – вздохнул Художник.

Архимаг стоял на гигантской черной скале, состоящей из уснувшей Силы. Он и сам теперь состоял почти что из одной Силы, бумажная тюрьма сгорела еще раз, теперь – окончательно. Его создатель сам зачеркнул его, отказался от прав на свое творение. Отныне и навсегда Архимаг свободен. Бумажная тюрьма сгорела, а небогатые запасы когда-то поглощенной им плоти почти полностью растворила его собственная злобная магия. Архимаг был скопищем непомерной Силы, а в руке он держал неиссякаемый ее источник – вожделенную Чашу Тьмы. Это был миг его триумфа. Голос Чаши пел, нашептывал у него в голове, и многочисленные эха вторили ему, на разные лады славя Архимага.

Архимаг улыбнулся и медленно поднес Чашу к губам…

Черный маг стоял у черты. Черта рассекала мир надвое. По одну сторону была живительная искрящаяся смерть, восхитительная, завораживающая, сводящая с ума гибель, по другую – все кончалось и не было ничего. Ни пленительного могильного плена, ни восхитительной кладбищенской гнили – ничего… Только унылая пустота жизни, присыпанная тусклым пеплом человеческого существования. Странные существа, схожие с тенями, лишенные магии, обреченные на жизнь, копошились в этой пустоте, и маг не мог подарить им радость смерти. Хотя должен был. Он обещал. Он… Маг Смерти. Убийца. Лучший убийца Ордена Черных Башен. Маг, убивший себя, но задержавшийся на Пороге, чтоб нести смерть другим. Он обещал Архимагу. Эруэлл… Эруэлл и другие… кто окажется рядом. Он обещал. Обещал.