Чаша тьмы

«Как странно, – подумал Эруэлл, – я столько раз вспоминал его с благодарностью, его самого и его уроки… почему же его присутствие делает меня меньше? Разве так – правильно? И почему это? Потому ли, что я плохой ученик, или же… да нет, не может он быть плохим учителем! Или все-таки?..»

Эруэлл во все глаза смотрел на Учителя, стараясь не поддаться. Трудно. Страшно трудно.

Тот словно бы понял его мучения. Хотя – почему «словно»? Конечно, понял. Еще бы ему не понять. Учитель – он учитель и есть.

– Понимаю. Тяжело, – кивнул человек-тень. – Тяжко вновь себя щенком чувствовать. Ничего. У тебя еще все впереди. А потом я не собираюсь постоянно мозолить тебе глаза. Однако раз уж я здесь, открою тебе последний, самый главный, секрет ученичества. Запомни, человек перестает быть учеником, когда убивает своего учителя. Не раньше, Зяблик! Не раньше. Тебе это пока не светит. Так что…

– Что вы от меня хотите, Учитель?! – Фраза вышла холодной, едва ли не враждебной и основательно испуганной.

Как ни старался Эруэлл, он не смог скрыть страха перед этим человеком, который одним толчком мог опрокинуть всю его жизнь, одним взглядом изменить судьбу. Или это только казалось, что мог?

– Я не услышал ответа на свой вопрос, – проговорил человек-тень, – чему ты служишь, Зяблик?

– Оннеру, – скрипнув зубами ответил Эруэлл. – Возрожденному Союзу.

– Да? – наигранно-простодушно удивился Учитель. – Оннерскому, значит, Возрожденному Союзу?! Ну-ну… А знаешь ли ты, «командир отдельного разведывательного корпуса», как это называется?

Мягко так сказал. Ласково. Таким тоном обычно говорят с теми, кому глотку сейчас резать будут.

Эруэлл молча смотрел в глаза Учителя. Ну же. Назови. Назови сам.

– Это называется предательство, Зяблик… – Голос Учителя вновь напомнил шелест ветра в осенней траве.

Назвал.

– А ведь предательство – это еще не все, – шелестел Учитель. – Ты ведь знаешь, что разведчик может быть где угодно, притворяться кем угодно и служить кому угодно. Иногда он просто обязан это делать. И сражаться против своей родины. И своих убивать. Обязан. Приходится, когда выхода другого нет. Но разведчик должен помнить, где его дом. Где его родина. Он должен помнить, кому служит и во имя чего сражается на самом деле. Он должен помнить, во имя чего ему порой приходиться резать глотки своим. А если он это позабыл, если слово «дом» для него больше ничего не значит, тогда он не разведчик, а гнусный убийца. Ты не думал об этом, а, Зяблик?!

– Думал, – сказал Эруэлл. – Я думал об этом, Учитель.

– И что надумалось?

– А то, что мне не все равно, за какой именно Рон я сражаюсь. И за Рон, являющийся частью Голорской Империи, я сражаться не намерен. Пусть уж лучше вообще не останется никакого Ронского Королевства, чем оно будет… таким. Иногда необходимо предать, чтобы действительно не стать предателем. Иногда необходимо сжечь свой дом, чтобы он не перестал быть домом. Так что это не я предал Рон. Это он предал сам себя. Это он переметнулся. А я до сих пор сражаюсь на его стороне. На той стороне. На той, что была. Быть может, это и ваша сторона, Учитель?!

– Хорошо говоришь, Зяблик. Красиво, – прошелестел Учитель. – Так и тянет тебе поверить. Встать под твои… древние знамена. Вот только сам-то ты… неужели себе веришь?!

– Верю! – твердо сказал Эруэлл.

И ему вдруг стало легко. Он знал, что разговор не закончен. Далеко еще не закончен. Но присутствие Учителя больше не тяготило его. Не давило на плечи. Не делало меньше.

– Поздравьте меня, Учитель, – попросил он.

– Поздравить?! – удивился тог. – С чем это?

– Я убил вас. Только что, – ответил Эруэлл.

Взгляд Учителя пронизал Эруэлла насквозь. Но не так, как нож пронзает тело, а так, как свет проходит сквозь воду, не задевая ее.

– Быстро учишься, Зяблик, – покачал головой человек-тень. – Хотя что это я? Какой Зяблик?! Прости старика! Запамятовал. Быстро учишься, Эруэлл! Молодец. Экзамен принят. Можешь больше не считать себя учеником, а меня учителем. Тем более что тебе удалось меня убить. А значит, я мертв. Чего с нами, мертвыми, считаться? И все же… Можно твоему мертвому учителю сказать пару слов? Уже не как учитель ученику, просто… как солдат солдату, как старик молодому… можно?

– Можно, – кивнул Эруэлл.

Лицо капитана-инструктора Йарта Йургена Аваргью изменилось. Глубокая печаль была написана на нем. Эруэлл почувствовал, как волна сопереживания захватывает его. Он понимал, что обработка продолжалась, но… трудно было не поддаться тому, в кого верил как в Бога. Даже если ты его только что убил. Боги ведь и мертвые остаются Богами.

– Что же ты наделал, сынок… – тихо-тихо, одними губами, сказал Йарт Йурген Аваргью своему бывшему ученику Эруэллу Ромбуру, по странной иронии судьбы единственному наследнику древней династии Арамбуров. – Что же ты наделал… ты же присягу давал…

Эти несколько тихих печальных слов едва не сокрушили Эруэлла. Мощь, в них заложенная, была пострашней прежних язвительных аргументов.

– Я… не присягал… Голорской Империи… – с трудом ответил Эруэлл, едва не утонув в буре собственных противоречивых эмоций.