Чаша Торна

Гном подобрался, став сразу как-то выше. Его лицо приобрело одухотворенное выражение — такие лица бывают у тех, кто молится всей душой. Впрочем, Песнь для гнома была больше чем молитвой. В ней объединилась религия и история, гордость за предков и наука потомкам.

Громко и четко, как будто читая текст с листа пергамента, гном произнес несколько коротких фраз на странном наречии — только Айрин, хотя и с трудом, уловила смысл сказанного, остальные же не поняли ни слова.

— Ты хитришь, почтенный Тьюрин… Я понимаю твое стремление не раскрывать тайну Песни людям и все же позволю себе перевести эти строки. — Дракон несколько замялся, затем чуть виновато продолжил: — Я, конечно, не имею дара стихосложения, да это и неуместно, переводить Песнь гномов на язык людей… но смысл примерно такой:

Тот, кто примет последний вздох

Короля, уходящего в твердь земную,

Право получит венец возложить

На того, кто достоин чести.

— Скажи, уважаемый Тьюрин, верен ли мой перевод? — спросил дракон у гнома, и тот нехотя кивнул. — В таком случае я, как принявший последний вздох короля Дарта Третьего, возлагаю корону третьего колена гномов на твою голову, Тьюрин, сын Струви, поскольку считаю ее достойной венца. В следующих строфах Песни говорится, что новый король должен свершить великое дело, чтобы получить право принять венец. Что ж, дело, что предстоит свершить тебе, гораздо более важно и сложно, чем деяния твоих предков.

— Я… принимаю… этот дар…

Гном говорил так медленно, что казалось, слова прорываются через невидимую преграду. Рон понял, что сейчас Тьюрин поставлен в безвыходное положение. Гранит исполнил часть ритуала, который был для гнома священен, и теперь Тьюрин вынужден закончить обряд, даже если он и не согласен с происходящим.

— Я свершу… то, что должно… и докажу… свое право… на венец королей.

* * *

Дракон задумчиво наблюдал, как гаснет, скрываясь за изгибами тоннеля, свет факела. Они ушли… но Гранит еще встретится с ними.

Редко, очень редко драконы времени получали власть над тем, что и породило их название. Иногда приходило знание будущего — всегда спонтанно, и зачастую не то знание, которое было нужно — Гранит иногда представлял себе огромный сундук, где хранятся свитки с описанием того, что еще не свершилось. Вот открывается тяжелая крышка, и лапа, увенчанная когтями, подхватывает один из них, не глядя и не выбирая. Что окажется в нем — никому не ведомо, но вряд ли в запретном для смертных тексте будут добрые вести. Так было всегда, так будет и впредь.

Дракон слышал, что и среди смертных попадались провидцы, умеющие узреть тайну грядущего. Но людям никогда не удавалось понять главный, сокровенный смысл предвидения, так хорошо известный драконам: никто не должен знать о том, что открылось «видящему». Ибо, как только знание становилось достоянием многих, само время утрачивало нерушимость, становясь изменчивым, непредсказуемым и тем самым опасным. Скажи герою, что в решающей битве он одержит победу, и воин расслабится, на долю мгновения опоздав выхватить меч в критический момент. Скажи человеку, не слишком твердому духом, где и как он погибнет, и человек, возможно, постарается уклониться от встречи со смертью. И ход событий пойдет по новому пути. Но закон суров — все изменения течения времени к худшему.

Гранит знал грядущее, не все, малую часть… Что послужило толчком к рождению «знания» — может, какие-то события внешнего мира, а может, и приход этой четверки, — дракон не ведал. Но недавнее видение, заставшее его, как всегда, врасплох, было мрачным.

Он лукавил, говоря о своей способности видеть мир глазами неживых существ. Картина, представшая перед его мысленным взором, была ясной и четкой, это не взгляд сквозь чьи-то зрачки. Но в тот момент он не придумал ничего лучше этой маленькой лжи, чтобы направить путников к цели… даже не направить, нет — просто подтолкнуть в нужном направлении, совсем чуть-чуть. Смертные должны все сделать сами. А его время придет позже, тогда, когда им действительно понадобится помощь, либо в случае, если они потерпят поражение. Тогда и только тогда он вмешается.

Он знал, что погибнет. Знал, как это произойдет, неизвестно было, лишь когда настанет час его последней битвы, но ждать оставалось недолго. Знал, что отныне судьба его тесно переплетена с судьбами троих людей и одного гнома. Он не мог и не хотел рассказывать им об этом — узнай они, что послужат поводом к гибели последнего дракона времени, возможно, поступят в решающий миг иначе, не так, как начертано в Книге Судеб. И тогда… даже Торн не ведает, что может произойти. Важно одно: что бы ни произошло, оно будет во сто крат хуже, чем его, Гранита, смерть. Он пожил достаточно, и прошедшие тысячелетия порядком утомили его. Он не боялся смерти, которая приходит к дракону лишь в бою — не от старости или болезни, а в схватке ради чего-то достойного… А что может быть достойней, чем защищать этот мир от страшной, смертельной угрозы. Вьюга и Буря покончили с собой — это их право, но его долг будет выполнен до конца.