Чаша цикуты. Сократ

   — Да, ты неудачно пошутил, — сказал Эвангел и поставил под кувшин свою кружку.

Аристон долго не возвращался. Уже и вино кончилось, и Эвангел уснул, свесив голову на грудь. А потом и солнце закатилось. Сократ разбудил Эвангела и попросил зажечь плошку.

   — Чтобы зажечь плошку, нужен огонь, а чтобы добыть огонь, нужно купить огниво, — принялся за старое Эвангел, — а чтобы купить огниво, нужны деньги, а чтобы добыть деньги, надо продать вино...

Когда Эвангел вернулся с зажжённой плошкой, Сократ спросил его:

   — Что же нужно для того, чтобы добыть вино?

   — А об этом сказал Гесиод, — ответил Эвангел, потёр ладонью лоб, опёрся обеими руками о стол и принялся читать стихи:

Вот высоко средь неба уж Сириус стал с Орионом,
Уж начинает Заря розоперстая видеть Арктура:
Режь, о Перс, и домой уноси виноградные гроздья.
Десять дней и ночей непрерывно держи их на солнце,
Дней на пяток после этого в тень положи, на шестой же
Лей уже в бочки дары Диониса, несущего радость[123].

   — Вот и получается, — продолжал Эвангел, — что как только наступит двадцать первый день метагитниона[124], когда Арктур восходит вместе с зарею, так и беги срезать грозди, суши их на солнце, томи их в тени, дави их в бочках — а там уж Дионис сам позаботится, чтобы вино созрело...

   — Прекрасно! — похвалил Эвангела Сократ. — Вот и я прочту тебе стихи, которые сочинил митиленец Алкей:

В глубокодонные чаши,
Хмелю налей — не жалей.
День угасает — не страшно:
В плошках пылает елей.

Слава Семелину сыну[125],
Давшему людям вино!
Чаши, мой друг, опрокинем,
Пусть обнажается дно.

Чаши возьмём голубые
Вина — краснее, чем кровь.
Выпьем, пока молодые,
За Диониса! И вновь![126]

В тёмном коридорчике, соединявшем комнату Эвангела с лавкой, кто-то ударил в ладоши.

   — Ай да старики! — сказал Аристон, входя. — Выпили всё вино и читают друг другу стихи. Правду говорят, что вино возвращает старикам молодость. Слава Вакху! Знакомьтесь!

   — Слава Вакху! — сказал человек, пришедший вместе с Аристоном. — Хайре, Сократ! Хайре, Эвангел!

   — Друг Фрасибула, — представил Аристон вошедшего и добавил, обращаясь к Сократу: — Тот, кого ты ждёшь. Его зовут Леосфен.

   — Хайре, Леосфен, — сказал Сократ. — Здоров ли Фрасибул?

   — Фрасибул шлёт тебе привет, — ответил Леосфен, садясь к столу. Табурет под ним заскрипел, а тонкая столешница под его локтями прогнулась — так огромен был Леосфен. Сократ порадовался тому, что у старого славного флотоводца Фрасибула есть такой сильный человек, который кулаком уложит, пожалуй, и быка.

Аристон увёл отца, и Сократ остался с Леосфеном наедине.

   — Скоро ли? — спросил Сократ.

   — Да, скоро, — ответил Леосфен. — Как только Лисандр уйдёт из Пирея. А это произойдёт со дня на день — флот уже готов к отплытию.

   — Но в Афинах остаётся сторожевой отряд Каллибия.

   — Каллибия я убью сам, — сказал Леосфен, помрачнев. — Я должен отомстить ему за смерть моего друга Автолика.

Каллибий, командир спартанцев, разместившихся на Акрополе, откуда они могли обозревать все Афины, был виновен в смерти знаменитого атлета Автолика лишь косвенно: однажды, проходя мимо Автолика, он замахнулся на него палкой из-за того, что тот не уступил ему дорогу. Тогда взбешённый Автолик схватил Каллибия за ноги и отбросил, как отбрасывают бревно. Каллибий не решился вступать с Автоликом в поединок, но пожаловался на него Критию. Критий в угоду Каллибию приказал казнить Автолика.

Сократ рассказал об этом Леосфену.

   — Тогда и Крития, — сказал Леосфен. — Никому не будет пощады.

Флотоводец Фрасибул собирал войско в соседней с Аттикой Бестии, в Фивах. Фиванцы в ответ на постановление Лакедемона, по которому все афиняне, жившие в Ионии и на других островах, изгонялись оттуда спартанцами и возвращались в порабощённые Афины, открыли для беглецов все свои города и дали им приют. Фрасибул сказал, что это решение фиванцев достойно подвигов Геракла, так как является истинно эллинским и человечным. Они помогли Фрасибулу вооружить беглых афинян и создать сильное войско, которое теперь готово было выступить против спартанцев и олигархов ради освобождения Афин.

   — Что велел передать мне Фрасибул? — спросил Леосфена Сократ.

   — Он велел тебе не молчать. Пусть твоими словами заговорит парод. Он сказал, что ты знаешь, какими должны быть эти слова.

   — Да, я знаю, — сказал Сократ. — Эти слова должны лишить олигархов сна, посеять среди них страх и предчувствие возмездия. Народ должен смеяться.