Чаша цикуты. Сократ

   — Нет! — ответил Сократ. — Не кончается! Хотя, не скрою, мне приятно думать о том, как вы стараетесь выманить меня из тюрьмы, мои мальчики. Уж так стараетесь, что готовы ради успеха дела поступиться истиной, бессмертием души, Полями Блаженных и, кажется, даже богами. — Сократ засмеялся, потрепал по плечу Кебета, который сидел рядом с ним, погладил руку Симмия, дотянувшись до него через камень-стол. — Вот что я думаю, — продолжал он. — Не спорю: в ваших рассуждениях много такого, что и опровергнуть невозможно. Но вот в чём я должен вам признаться: я верю в старинные предания, что всех умерших ждёт некое будущее. Может быть, это не то, что мы думаем, — не Лид, не Элисий. Ноя всё же очень надеюсь, что за справедливую жизнь человек после смерти, душа этого человека, попадает в иной мир, остаётся бессмертной и там, за пределами земного существования, обитает в обществе богов и душ великих. Это и есть награда за муки жизни. Земная жизнь — подготовка к жизни вечной. Потому-то земная жизнь так мучительна, так трудна. Но ведь и награда велика — вечное блаженство! И те, кто по-настоящему предан философии, заслуживают такой награды более, чем другие, потому что и при жизни занимаются умиранием и смертью, подготовкой души к бессмертию. Философия, мои друзья, — это истинная вера, потому что истинный Бог — Знание.

   — Не повторяешь ли ты Пифагора, учитель? — спросил Симмий.

   — Нет ничего худого в том, чтобы повторять мысли великих. Солнце всходило и в древние времена, а мы ему всё так же радуемся, будто оно восходит впервые. Так следует относиться и к истинам.

   — И в чём же истина Пифагора? — спросил Кебет.

   — В том, что тело — темница души и что смерть освобождает душу от оков, когда на то есть решение богов. Вот и обо мне боги подумали, допустили моё осуждение и, стало быть, смерть. А вы предлагаете воспротивиться решению богов, воспротивиться законам Афин и бежать...

   — Но, может быть, и на это есть решение богов, на побег? — заметил Кебет. — Как знать?

   — Боги не народное собрание, где решения принимаются с такой же лёгкостью, как и отменяются, стоит лишь очередному оратору заговорить убедительно и красиво. Боги, думаю, принимают решения не большинством голосов, а по истине... Да, и вот ещё что: нельзя философу жить суетно. Коль боги избрали его для служения мудрости, то и жить следует по законам мудрости. И умереть мудро.

   — В чём же мудрость твоей преждевременной смерти, Сократ? — спросил Симмий. — Не мудрее ли умереть своей смертью?

   — Смотри, — резко сказал Сократ, — вот стоит нечто плохое. Стоит и сто лет, и тысячу. И никто ему не говорит, что оно плохое. Но однажды приходит некто, приходит философ, и говорит: «Это плохое». Его за эти слова убивают, потому что плохое всесильно. Но в тот самый миг, когда плохое убивает философа, оно теряет свою силу, а истина её приобретает. Так изменяется мир, друзья мои. Изменяется к лучшему. Мудрость, осуждённая на смерть, становится всесильной и вечной. Так живёт философ и так умирает.

Той ночью ему снился Делос. Он видел, как священная триера бросила якорь в Телосском порту и как он сам вместе с юношами и девушками сошёл на берег. Юноши и девушки были прекрасны, а он, Сократ, стар и уродлив. Все сразу это заметили и закричали, окружив его плотным кольцом: «На жертвенник его! На жертвенник!» Он изо всех сил сопротивлялся, когда его повели к храму Аполлона. А юноши и девушки были шумными и весёлыми. Их шествие сопровождали флейтисты, танцоры, кифареды, певцы. Сократ сопротивлялся, потому что знал: его на самом деле хотят принести в жертву Аполлону по древнему обычаю — проткнув ножом горло, полить его кровью камни алтаря Аполлона. Они хотели его убить. И когда он увидел алтарь, а рядом с алтарём одетого в белые одежды жреца, державшего в руке длинный сверкающий нож, он закричал: «Не хочу умирать! Жить хочу! Не убивайте меня!»

С этими словами Сократ проснулся, не зная, кричал ли он на самом деле. Но вот скрипнула дверь, и голос стражника спросил:

   — Ты звал меня, Сократ?

   — Нет, — ответил Сократ. — Я звал Аполлона.

   — Молись тише, — сказал стражник. — Молиться богам надо тихо.

Сократ никогда не бывал на Делосе. Даже в молодые годы.