К тому времени совсем стемнело, щель можно было обнаружить разве что на ощупь. Я коснулась стены ладонью — и тут же ее отдернула. Камень так странно зарокотал под моими пальцами, словно пел хор гулких голосов. Я пригляделась внимательнее. Мы потревожили не просто скалу и землю: из стены торчали куски резных глыб, костяк древней утраченной башни. Кое-где вились древние надписи, еле разборчивые, полустертые; и все-таки их можно было прочувствовать, если не увидеть. Я отняла руки и потерла их друг о друга. Пальцы казались пыльными и сухими.
— Они давно ушли в небытие, — промолвил Саркан.
В воздухе повисло странное эхо. Чаща сокрушила эту последнюю башню. Чаша пожрала и разогнала весь этот народ. Может, с ними вышло точно так же, как с нами; может, их запятнали порчей и натравили друг на друга, пока не погибли все до единого, и корни Чащи беззвучно наползли на мертвые тела.
Я снова уперлась ладонями в камень. Саркан отыскал в стене трещину, совсем узкую: едва пальцами подцепишь. Мы взялись за нее с разных сторон и вместе потянули.
Солдаты принялись раскапывать битый камень шлемами и руками в латных перчатках, а мы растягивали трещину все шире. Когда мы закончили, образовался туннель, достаточно большой, чтобы в него мог пройти человек в доспехах, если пригнется. Внутри в темноте тут и там тускло поблескивали серебристо-синие письмена. Я пробежала сквозь этот мышиный лаз как можно быстрее, на буквы пытаясь не глядеть. Солдаты уже вовсю трудились в траншее позади нас, а мы проследовали вдоль всего длинного изгиба стены в южную ее часть, чтобы проделать второй проход.
К тому времени, как мы проложили второй туннель, люди Марека уже проверяли на прочность внешнюю стену — пока что по мелочи, не всерьез: швыряли в нее горящими тряпками, пропитанными светильниковым маслом, и колючими железяками с шипами, торчащими во все стороны. Зато солдаты барона сразу почувствовали себя в своей стихии. Они перестали опасливо наблюдать за нами с Сарканом, точно за ядовитыми змеями, и принялись уверенно орать приказы и готовиться к осаде: то есть занялись своим делом.
Нам среди солдат места не нашлось, мы бы им только мешали. Так и не попытавшись ни с кем заговорить, я молча последовала за Драконом обратно в башню.
Дракон закрыл за нами главные врата — засов с грохотом вошел в железные скобы; от мрамора отразилось эхо. Вход и главный зал ничуть не изменились: вдоль стен протянулись жесткие и узкие деревянные скамьи, с потолка свисали светильники. Все суровое и чопорно-неприветливое, как и в тот первый день, когда я забрела сюда, таща поднос с едой, перепуганная и одинокая. Даже барон предпочел спать снаружи вместе со своими людьми — по теплой-то погоде. Снаружи сквозь бойницы доносились их голоса — еле слышно, словно издалека. Солдаты затянули песню — небось непристойную, зато залихватскую и ритмичную, в самый раз для работы. Слов я разобрать не могла.
— Ну, здесь хоть немного потише, — промолвил Саркан, оборачиваясь от дверей ко мне. Он утер ладонью лоб, прочертив чистую полосу по тонкому слою серой каменной пыли, налипшей на кожу. Руки его были все в зеленом порошке и радужных пятнах масла — того самого, что горело в светильниках. Дракон с отвращением поморщился — еще и рукава рабочей рубашки раскатались и неряшливо болтаются!
На мгновение мне почудилось, будто мы снова остались в башне совсем одни, только он и я, снаружи никаких армий, в подвале не прячутся королевские дети, и тень Чащи не пала на наш порог. Я совсем позабыла, что пытаюсь злиться на Саркана. Мне отчаянно хотелось оказаться в его объятиях, прижаться лицом к его груди, вдыхать его запах, дым, пепел и пот вперемежку; мне хотелось зажмуриться и ощущать его руки на своих плечах. Хотелось впечатать пальцы в его пропыленную кожу.
— Саркан, — прошептала я.
— Они, надо думать, пойдут в атаку с первым рассветным лучом, — поспешно проговорил Саркан, обрывая меня на полуслове. Лицо его казалось закрытым наглухо, так же как и входные врата. Дракон отступил от меня на шаг и указал на лестницу. — Прямо сейчас тебе лучше немного поспать.
Глава 27
Совет как нельзя более разумный… он застрял у меня в желудке неудобоваримым комком. Я спустилась в кладовую, прилегла рядом с Касей и детьми и свернулась клубочком, тихо негодуя про себя. В темноте слышалось их легкое ровное дыхание. Этот звук должен был меня утешить и успокоить, а на самом деле он словно издевался: они спят, а ты нет! Даже подвальный пол не мог остудить мою разгоряченную кожу.