Чащоба

Может, им все равно, как дом станет хранить тепло. Сейчас легко похваляться, небось, как пойдут осенние дожди, тут же сбегут назад в город. И молодым-то трудно менять свой жизненный уклад, не выйдет из трех пожилых горожанок деревенских жителей. Пусть верят, что и им передалась выносливость мощной прародительницы Явы, в действительности же в последующих поколениях вся эта мощь растворилась и развеялась по ветру, распродана по крохам за блага цивилизации.

В сравнении с матерью Мильдой так же жалок и ее отпрыск Лео.

Старики, поселковые пенсионеры, — не из любопытства ли они и взялись за ремонт? — во всяком случае показали себя усердными работягами. Двое из них решили заняться внутренними работами, третий, самый худой, должен был приняться за крышу. Ему-то в напарники Лео и напросился. Вокруг изъеденной дымом, ветром и дождем полуразвалившейся трубы они установили леса, потом развели в ящике раствор, отобрали в сарае кирпичи покрепче, отточили полотно печницкого молотка, и работа пошла. Им тоже пришлось сперва заняться разборкой, остатки старой трубы они покидали вниз. Потом мастер уселся на леса, а Лео пришлось слезать с крыши на землю и взбираться обратно. Он затащил наверх кирпичи, то и дело подтаскивал ведром раствор, разыскал по указанию старика куски жести и смастерил из них козырек для споро поднимавшейся трубы. Старик напевал себе под нос и хвалился, что хорошо сложенная труба продержится лет пятьдесят, не меньше.

Теперь, когда рабочий день кончился, труба была возведена и леса убраны, Лео увидел, что мастер не очень-то усердно работал с отвесом, новенькая с иголочки труба стояла, чуть покосившись, будто наклоняясь против ветра, натянув на лоб кепку.

У оживленных сестер не было ни времени, ни желания замечать эту небольшую промашку. Уставшие от работы, разморенные ужином и рюмкой водки пенсионеры нетвердой походкой отправились домой; сестры продолжали хлопотать. Одетые в выцветшие от стирки халаты, в перчатках, в туго повязанных косынках, они убирались в доме и выносили остатки перегородок, Лео оценил их практическую смекалку; доски складывались под стрехой сарая, старые обои, макулатуру и опилки они снесли в кучу посреди двора и подожгли. Вызванное необходимостью сжигание мусора на самом деле превратилось в любование костром: сестры принесли себе скамеечки, сидели, смотрели на пламя, на дым и на угли. Все молчали. Можно было думать о прошлом и будущем, может, кто-то из них пришел к мысли, что от вчерашнего к сегодняшнему перекинуты шаткие мостки, идешь по ним и каждый раз, когда прогибается доска, осознаешь себя во временном пространстве, и то, что осталось позади, собственно, никуда не исчезает, а придает напряженность дальнейшему продвижению.

Теперь Лео мог снова вытянуться на скрипучей софе в мансардной комнатушке, от костра во дворе осталась куча золы, под ней скрытый жар. И все равно казалось, что он продолжает идти по мосткам. Закат угас, навстречу Лео наползал густой туман, впереди светились мутные огоньки; он идет к своему звездному творению, каменному кораблю. Он ласково называл это здание морской скрипкой.

Как много лет тому назад это было! Свое фантастическое сооружение Лео взялся проектировать как-то спонтанно. Сперва все было как бы шутки ради, он забавлял себя набросками; человек скептического умонастроения, получивший реальное образование, он относил это к области детских забав. И все же первоначальное пренебрежительное отношение вскоре рассеялось. Эскизы на бумаге словно бы выжигали из него иронию, контуры будущего здания становились какими-то самонадеянными и властными, в них проявился упрямый характер. Иногда Лео испуганно вскакивал из-за стола, отступал, утыкался спиной в стену — никуда ты не убежишь! — со страхом в душе смотрел на чертежные листы с расстояния: неужели возможно, чтобы плод моей собственной фантазии начал повелевать мной и подгонять меня!

Проект развивался дальше как в его воображении, так и на бумаге. Он все разрастался, требовал все большего места в мыслях и на рабочем столе. Снятые с кульмана и свернутые в рулон чертежные листы занимали чуть ли не полкомнаты; из расплывчатых контуров фантазии начал вырисовываться определенный образ — входящее в воду бетонное здание походило в некотором роде на скрипку, одновременно это был гигантского объема каменный корабль. В обтекаемой и штормоустойчивой наружной оболочке укрывалось многоэтажное здание, разделенное на большие и малые помещения, бездну коридоров, тоннелей, искусственных ландшафтов: откосы со стекающими по ним струями воды, наклоненные плоскости, низины с прудами, через которые были перекинуты миниатюрные сводчатые мосты. Среднюю часть строения составлял самый существенный акцент каменного корабля — не разделенное этажами пространство; ниспадающий из гигантского решета искусственный водопад — с параллельно падающими струйками, — рядом, на тросах повисли рестораны-гондолы, на фоне выступающих из бетонной стены морских раковин, где располагались оркестры.