Чащоба

Может, они вовсе и не считали его спасение несправедливостью, возможно, представления Лео вскармливались просто иллюзиями. Наверное, Айли все же любила его. Ведь женщины относились к неразрешимым вопросам тех времен проще и теплее. Мать Айли когда-то сказала, что хорошо, если остался хоть кто-то из того жестоко прореженного поколения. Эти слова не были в устах матери Айли пустым звуком: в начале войны она потеряла младшего сына. Младший брат Рауля пошел в одиночку, и по собственной воле, навстречу приближавшимся немецким войскам. Где-то за городом он выстрелил из револьвера в немецкого мотоциклиста. С отчаянным юношей быстро покончили. Когда он ринулся из дома, его последними словами были: он должен выполнить долг эстонца перед своим отечеством. Тогда никто не предполагал, что он в слепой ярости, в одиночку, бросится в огонь. На следующий день мальчишки принесли матери Айли весть, что нашли труп ее сына. Город был охвачен густым дымом и пожарами, четкой линии фронта не было, тут и там возникали перестрелки, люди прятались. Айли пошла вместе с матерью, перед восходом солнца они направились с тележкой в указанное место, чтобы привезти мертвое тело. Рауля заперли в комнате, чтобы он в смутное время не показывался на людях. Последнего мужчину в их семье приходилось оберегать любой ценой.

Айли сбивчиво и как бы нехотя рассказывала, как они потом окольными улицами дотащили тележку. Прикрыла тело брата березовыми ветками и тряпьем, и все равно синие мухи гудели над ним. Только через три дня им удалось похоронить убитого. И были эти дни самыми долгими в их жизни.

Лео не мог утверждать, что Айли и ее мать жили в изоляции, чтобы исходить желчью на существующий строй в стенах собственной квартиры. Они не жаловались и не роптали, другое дело, что они думали про себя. Для Лео оставалось загадкой, откуда они черпали душевные силы. Единственное сетование, которое дошло до слуха Лео, было, пожалуй, замечание матери Айли, что жизнь заботами сточена. Но так мог сказать любой, кто пережил трудные времена.

Они не возводили стену между собой и миром: мать Айли занималась шитьем дамского платья, и к ним домой то и дело валили люди. Лео раздражали ее клиенты, хотя они и не лезли на ту половину квартиры, где проживает он с Айли. И все равно Лео выводило из себя, когда звонили в квартиру и разговаривали за стеной. Почему-то это мелькание людей усугубляло в Лео его ощущение клетки. Ему казалось, что любопытные женщины допытываются о зяте. Чем занимается, откуда родом? Неужто все еще не оформил брак? Лео представлял, как мать Айли в ответ на эти расспросы грустно качает головой.

Это изводило его.

Однажды Лео вошел в рабочую комнату Айлиной матери в тот самый момент, когда какая-то старая женщина примеряла пальто. Странно, что Лео не слышал звонка. Он хотел было с ходу повернуться и исчезнуть, но женщина оживилась, перестала смеяться и не обращала внимания на то, что приколотый к плечу булавками рукав сполз ей на руку.

— Боже мой, да это же Лео с Нижней Россы! — обрадовалась женщина.

Он оторопел. По его мнению, сморщенные старушки были все на одно лицо, и не мог взять в толк, с кем имеет дело.

— Молодые парни не замечают старых женщин, — приветливо хихикнула старуха, ее накрашенные губы, казалось, полоскались в воде. — В войну я каждое лето ходила туда на сенокос. В трудные времена Росса была для меня вторым домом, там меня всегда хорошо встречали. Им и не пристало указывать на дверь вдове сына Явы.

Мать Айли с интересом слушала, ее взгляд скользил от Лео к старухе и обратно.

— Я помню Лео еще ребенком, — старуха вытянула руку и показала рукой над самым полом. — На похоронах Явы Лео прибавил всей родне забот — пустил себе пулю в живот. Благодарение богу, счастье живет в несчастье, покойный Нестор, мой муж, вырезал у него эту пулю.

В голове у Лео загудело, он старался избегать насмешливого взгляда этой болтуньи, казалось, внутри его поместили яркую лампу. Превосходно помнившая все, старушка сейчас направит сноп света на Лео и известит Айлину мать обо всех его мыслях.

— В войну Лео шастал по лесу, было у него время смотреть, как бабы сено косят, — многозначительно заметила старуха.

Тут Лео пробурчал что-то вроде того, что очень приятно, и исчез за дверью.

В соседней комнате он готов был ухватить какой-нибудь предмет и разнести прутья стеснявшей его клетки. Старуха за стеной без конца бубнила, у нее было что рассказать Айлиной матери. Может, развесила у нее перед носом даже пеленки его — обо всем-то она знала. Лео был уверен, что если не сейчас, то позже вдова старого царского солдата припомнит еще много деталей, чтобы поведать о них в этом доме. Всех их продерут с песочком, россаского Йонаса и мать Лео; наверняка старуха знает и то, где обосновался отец Лео.

Созданная с помощью умолчания и уверток оболочка слетела с Лео.

Что еще можно знать о прошлом Лео вдове Нестора Нета?