Сестра известила его о смерти отца и прислала ему вызов, Лео несколько недель колебался, прежде чем собрался с духом и начал оформлять бумаги. Нелла ругала мужа: чего тянешь? Ей виделись только внешние связи: отец, сын, похороны.
И Лео выехал в Стокгольм.
Естественно, он не думал, что через три месяца после чьей-то смерти придется еще кого-то хоронить. Сходить на могилу отца — это он предполагал.
Подавив чувство растерянности от встречи и душевное волнение, они вышли с сестрой из здания аэровокзала и сели в машину. Нырнув в движущийся поток, сестра сочла нужным заметить, что теперь наконец можно будет разослать приглашения и провести похороны. Она деловито заметила, что, видимо, Лео не смог приехать раньше из-за срочных дел.
У Лео загудело в голове, заявление сестры относительно похорон почему-то привело его в замешательство. Всю дорогу до города он молчал и делал вид, что с интересом рассматривает окружающую природу и рекламные щиты. В тот же день они с сестрой сходили в часовню в крематории, постояли за стеклянной стеной, там, в морозильной камере, покойник дожидался кремации. На улице их встретил пронизывающий ветер, и они сжались. Сестра шла на шаг впереди, громко цокая каблуками своих кавалерийских сапожек по бетонным плитам, будто собиралась их продолбить. Широкое пальто надулось парусом, и казалось, что сестра вот-вот оторвется от земли, замашет руками, набирая скорость, и взлетит в серые тучи над шхерами. Мучительное одиночество угнетало Лео. Было такое впечатление, что все прошло и исчезло, не было ни детства, ни прошлого, лишь чужой старик за стеклом стерильной морозильной камеры, тень чего-то минувшего; и эта женщина, что долбила каблуками бетон, в раздувшемся для полета пальто, и была она ему чужая, просто некая надменная буржуйка, следом за которой, по какому-то недоразумению, он шел.
Он надавил изо всех сил на плечо сестры, будто хотел удержать ее на земле, оба сбились с шага. Остановились на миг, ветер доносил от стоянки едва уловимый приторный запах бензина — впервые за многие годы сестра заглянула в глаза брату. Порыв ветра откинул ее волосы назад, оголив лоб, веки заморгали, и она заплакала. Они прислонились друг к другу, безутешное горе на мгновение сблизило их.
Усевшись в машину, Лео закурил сигарету, закрыл глаза, глубоко затянулся и принялся рассказывать сестре о пушистых совах.