С детских лет Лео, как истинный эстонец, испытывал гордость за отличительные черты своего народа. Он радовался, что он из тех, чье трудолюбие, сдержанность, усердие и неприхотливость находят общее признание. Шоссе ставило с ног на голову эти старые, милые сердцу представления. Может, из-за векового гнета народ доселе не мог показать своего истинного лица? Откуда исходила эта южная порывистость? Обточенный временем остов характера словно бы переломился, и шипы вылезли наружу. Это огорчало Лео. Он бы ничего не имел против того, чтобы национальный характер изменялся в целом: все стали бы деятельнее, решительнее — меланхоличность и медлительность уже не довлеют над всеми, цивилизованный человек развивает и формирует себя сам, чтобы не оказаться в общем стремительном потоке на мели. Лишь бы хватило на все расторопности! К сожалению, прибавляли только обороты мотору, на своих же ногах и в работе преспокойно можно было плестись. Объяснить разумом поселившееся в исконном характере недоразумение было нельзя. Стоило страстно пожиравшему на шоссе километры ездоку попасть на какую-нибудь пирушку, как тут же он начинал скучать. Возможно, когда люди сходились вместе, их начинала соединять некая тайная связь с пращурами, под сопровождение призрачного варгана люди начинали толочься на месте или терпеливо и неподвижно высиживали за столом, пока под утро не набирали силу. Но стоило снова усесться за руль, как сонная муха преображалась в тореадора — а ну, берегись!
Впереди ехал авторефрижератор, Лео подладился к его скорости, и машина-малышка превратилась в спутника катящейся крепости. Сегодня Лео хотелось получить удовольствие от езды. Он был свободен от обязанности вести с кем-то беседу, никто, нервничая, не ожидал его, так что он мог считаться только с самим собой. Он собирался сделать привал, купить газеты, посидеть где-нибудь в безлюдном парке маленького городка на скамейке, почитать новости, забрести в какую-нибудь столовку, сжевать пару дежурных котлет, выпить стакан молока: эти простые действия должны были повлиять как-то раскрепощающе и живительно. От Вильмута он уже долгое время не получал писем, едва ли тот днем окажется дома, куда спешить? К тому же некоторую неловкость порождало обстоятельство, что он не был знаком с новой спутницей жизни Вильмута. Поближе к весне Вильмут перебрался к этой женщине, ничего, кроме адреса, о новом доме старого друга Лео не знал. Снова иду в услужение к бабе, написал Вильмут в своем давнем письме. В последнее время люди часто сходились по довольно странным мотивам, может, избранница Вильмута — молодая и пригожая женщина, однако Вильмут оставался самим собой: в услужение к бабе — и все.
Впереди был долгий день, лишь к вечеру Лео заедет во двор нового пристанища Вильмута.
Пока все шло, как было задумано.
Выбравшись из центра маленького придорожного городка, машина затряслась по булыжной мостовой узкой, застроенной деревянными домиками улочки. Стрелка указывала, что здесь лишь одностороннее движение, скоро должен был пойти асфальт, затем круг, который развяжет дорожный узел, а после бензоколонки до шоссе останется километра два. Снова придется окунуться в густой поток машин, и опять плавность движения во многом будет зависеть от того, у кого ты окажешься в хвосте. Как раз оказался просвет за экскурсионным автобусом со школьниками. Лео удалось прошмыгнуть в этот прогал. Он ровно газовал, водитель автобуса дело свое знал, машину не дергал, дорога была сухой — ехать одно удовольствие. В небе плыли кучевые облака, то тут, то там над полями проглядывали ослепительно яркие окна, залитые солнечным светом ржаные поля издали выглядели обманчиво желтыми.
Может, у Вильмута и не будет в достатке времени для Лео, небось в который уже раз возится с каким-нибудь комбайном, чтобы тот работал как часы, когда начнется кутерьма уборочной страды.
У Лео не было и малейшего представления о том, какой работой, при множестве своих занятий, обременен этим летом Вильмут, вообще-то где он только не работал, и нигде он особо не задерживался. Прошлым летом Вильмут похвалялся, что найдет себе богатую жену, которая бы не запрещала в рюмку заглядывать, и вовсе перестанет работать. Он, все равно что ветеран, изъеден хворобой, вот возьмет и объявит себя увечным, будет каждый месяц получать на прокорм, много ли ему там надо? За всю жизнь не сумел набить кубышку. Он бы и не знал, как быть, если бы сотенные хрустели за пазухой. Да и что там могут эти деньжатники со своей мошной? Кое у кого в избе бревна законопачены купюрами, но разве от этого они счастливее его, Вильмута?
Автобус заморгал стоп-сигналами. Лео в свою очередь нажал на тормоз и глянул в зеркало, ехавшие сзади тоже сбросили газ. Автобус еще больше замедлил ход, Лео не мог видеть, что там за препятствие. Автобус прямо-таки полз, будто ехал по ухабистой проселочной дороге, стоп-сигналы вспыхнули снова — вся колонна остановилась.