Чашка чая

— Ты не должна бояться, правда. Садись. Я сейчас сниму пальто и мы перейдем в другую комнату и выпьем чая, и почувствуем себя уютно. Почему ты боишься?

И нежно она почти подтолкнула худенькое существо к глубокой колыбели кресла.

Но ответа не последовало. Девушка продолжала стоять, как вкопанная, руки по швам и слегка раскрыв рот. Если честно, она выглядела туповато. Но Роузмери не хотела этого понимать. Она наклонилась к ней и сказала:

— Не хочешь снять шляпу? Твои чудесные волосы такие мокрые. А без шляпы чувствуешь себя гораздо лучше, верно?

Послышался шепот, который прозвучал как «Хорошо, мадам» и разбитая шляпа была снята.

— И давай я помогу тебе снять и пальто, — предложила Роузмери.

Девушка встала, но взялась за кресло одной рукой и позволила Роузмери стянуть с себя пальто. Это потребовало усилий. Девушка почти не помогала. Она стояла нетвердо, как ребенок, и у Роузмери в голове промелькнула мысль: если люди хотят, чтобы им помогали, они должны хоть немного в этом участвовать, самую малость, иначе становится трудно. И что ей теперь делать с этим пальто? Она оставила его на полу, и шляпу тоже. Она уже собиралась взять сигарету с камина, как девушка вдруг произнесла быстро, но так легко и странно:

— Извините, мадам, но я сейчас упаду в обморок, если не поем.

— О, Боже. Как я легкомысленна!

Роузмери кинулась к звонку.

— Чай. Чай, скорее! И бренди! Срочно!

Служанка удалилась, а девушка чуть ли не вскрикнула:

— Нет! Не надо мне бренди! Я никогда не пью бренди. Я хочу только чашку чая, мадам.

И разрыдалась.

Это был ужасный, но захватывающий момент. Роузмери села перед девушкой на колени.

— Не плачь, бедняжка, — сказала она. — Не плачь.

И дала ей свой кружевной носовой платок. Она была тронула выше всяких слов. Она обняла эти худенькие птичьи плечики.

Наконец девушка забыла про свою застенчивость, забыла обо всем, кроме того, что обе они — женщины и выпалила, задыхаясь:

— Я больше так не могу. Я этого не вынесу. Не вынесу. Я покончу с собой. Я больше не могу.

— Не надо. Я о тебе позабочусь. Не надо больше плакать. Разве ты не видишь, как хорошо, что ты меня повстречала? Мы сейчас выпьем чая и ты мне все расскажешь. А я что-нибудь придумаю. Обещаю. Ну, не надо плакать. Это так изматывает. Пожалуйста!

Девушка перестала всхлипывать и как раз во время — Роузмери успела встать с коленей и тут же подали чай. Она приказала служанке поставить столик между ними. И начала потчевать маленькое существо всем на свете — сандвичами, хлебом с маслом, и всякий раз, когда ее чашка пустела, она наполняла ее чаем, сливками и сахаром. Говорят, сахар такой питательный. А что до нее самой, она не ела, но курила и тактично смотрела в сторону, чтобы не смущать гостью.

И правда, эффект от этого небольшого угощения оказался чудесным. Когда чайный столик унесли, новое существо — легкое, хрупкое, со спутанными волосами, темными губами, глубокими сияющими глазами глядело на огонь, в сладком томлении откинувшись на спинку большого кресла. Роузмери зажгла новую сигарету. Пришло время начать.

— Когда же ты последний раз ела? — мягко спросила она.

Но в этот момент повернулась ручка двери.

— Можно мне войти, Роузмери?

Это был Филипп.

— Конечно.

Он вошел.

— О, простите, — сказал он, остановился и уставился.

— Ничего, ничего, — улыбаясь ответила Роузмери. — Это моя подруга, мисс…

— Смит, мадам, — ответила томная фигура, которая теперь до странности успокоилась и ничего не боялась.

— Смит, — повторила Роузмери. — Нам надо немного поговорить.

— О, да, — отозвался Филипп. — Понимаю.

И его взгляд скользнул по пальто и шляпе, лежащими на полу. Он подошел к огню и повернулся к камину спиной.

— Какой ужасный день, — произнес он, с любопытством разглядывая апатичную фигуру, ее руки и ботинки и снова переводя взгляд на Роузмери.

— Да, ужасный, — с энтузиазмом подхватила Роузмери. — Кошмарный.

Филипп улыбнулся своей очаровательной улыбкой.

— Кстати, — добавил он. — Не могла бы ты зайти ко мне в библиотеку на минуточку. Вы извините нас, мисс Смит?

Большие глаза взметнулись на него, но Роузмери ответила за нее:

— Конечно, извинит.

И они вышли из комнаты вместе.

— Послушай, — спросил Филипп, когда они остались наедине. — Объясни. Кто она. Что все это значит?

Роузмери, смеясь, прислонилась к двери и ответила:

— Я подобрала ее на Кёрзон-стрит. Правда. Совершенно случайно. Она попросила дать ей денег на чашку чая и я решила взять ее с собой.

— Но что, черт возьми, ты собираешься с ней делать? — выкрикнул Филипп.

— Будь мил с ней, — быстро попросила Роузмери. — Будь с ней ужасно мил. Позаботься о ней. Не знаю, как… Мы пока не говорили. Но покажи ей…, обращайся с ней так…, пусть она почувствует…

— Моя дорогая девочка. Ты сошла с ума. Этого просто нельзя делать.

— Я знала, именно так ты и скажешь, — возразила Роузмери. — А почему нет? Я хочу! Разве это не довод? Кроме того, мы все время об этом читаем. Вот я и решила…

— Но, — медленно произнес Филипп, отрезая кончик сигары, — она так изумительно красива…

— Красива?

Роузмери так удивилась, что покраснела.

— Ты так считаешь? Я, я об этом не подумала.

— О, Боже!