Часовая башня

Неспокойно было в городе. Почувствовал это ещё на вокзале, выйдя из вагона. С ненавистью смотрели на него носильщики. Будучи чухонцами, всегда интуитивно отторгали в своём сознании всё Русское, коей была его чёрная, морская форма.

Шёл быстрым шагом, благо багажа имелось с собой всего один сак.

Перед ним была вокзальная площадь.

Вспоминал день, когда на ней для встречи депутатов собралась огромная толпа представителей армии и флота, причем все солдаты и матросы были вооружены, а офицеры – безоружны. Старался привести в нечто стройное всю эту толпу комендантский адъютант прапорщик Бриллиантов. Многотысячное революционное стадо повиновалось плохо. Творился невообразимый хаос. Вдруг среди общего гама откуда-то раздалось несколько случайных выстрелов. Причиной их послужили перепуганные солдаты, некоторые из которых схватились было за винтовки, присланные из Америки, похищенные из разгромленного накануне арсенала, но оказалось; обращаться с ними не умеют. Тогда те, которые не видели, отчего стреляли, решили; кто-то открыл огонь из окон окружающих домов. Началась бессмысленная стрельба. Всё многотысячное революционное воинство обуяла неимоверная паника. Одни сейчас же кинулись к зданию вокзала, давя и опрокидывая передних; другие, побросав ружья, лежали ничком на мостовой, некоторые ползли на четвереньках, судорожно стараясь спрятать голову.

Не ловил извозчика. Шёл к Свеаборгскому порту пешком.

Всё началось с того, как на стоящем на Неве крейсере «Аврора» безнаказанно был убит капитан 1 ранга М. И. Никольский, пытавшийся не пустить к себе на крейсер подозрительных лиц, со старшим офицером выйдя им на встречу и загородив путь. Затем революционные волнения стремительно перебрались и на весь остальной флот.

Далее последовала известная Алексу телеграмма командующему императорским Балтийским флотом вице-адмиралу Непенину от председателя государственной думы Родзянко, в которой сообщалось; в Петрограде вспыхнуло восстание, разрастающееся с каждой минутой и дума, дабы предотвратить неисчислимые бедствия образовала временный комитет, принявший власть в свои руки. На сохранение династии может быть надежда только в случае, если государь отречется от престола в пользу наследника цесаревича, при регентстве великого князя Михаила Александровича. Сообщалось и о том, что Временный комитет Государственной Думы уже признан великим князем Николаем Николаевичем и несколькими главнокомандующими фронтов. В силу создавшегося острого положения, Родзянко просил Непенина дать срочный ответ.

Так же знал Алекс и о том, что телеграмма поразила Непенина. Всегда находясь в стороне от внутренней политики не понимал происходящего, боясь последствий, предчувствуя плохой конец. Но, конечно же догадываясь; переворот происходил с одобрения великого князя Николая Николаевича и других главнокомандующих. Это говорило о неминуемом наступлении кризиса. Непенин чувствовал, как гибельно отразился бы во время войны с Германией, раскол среди главных военачальников, и делал всё, чтоб сохранить в боеспособном состоянии вверенный флот. В итоге был вынужден признать Временный комитет Государственной Думы.

Череда всех этих событий вела к непоправимому; полному развалу флота. Может именно поэтому и решил побывать у матери, в надежде увидеться с отцом. Сейчас же, идя к порту, выстраивал в памяти хронологию произошедшего.

Подходил к военно-морской комендатуре, для того, чтоб отметиться в своём прибытии на корабль.

Войдя в хорошо натопленное помещение комендатуры, отрапортовал;

– Кавторанг, барон Фон Курштайн из увольнения прибыл.

– Поручик по адмиралтейству Ивашевич. Проходите на корабль. Будьте осторожны. Матросы на гране бунта. В порту не спокойно. Судя по вашему вызову готовится вывод эскадры из Гельсингфорса в Петроград, – доложил молоденький офицер.

– Спасибо за информацию.

– Тревожное время. Чует моё сердце, финские большевики хотят захватить флот.

– Ничего у них не выйдет.

Ноги не хотели ступать к причалу. В голове мучительно перебирались наивозможнейшие варианты бегства. Для него дороги обратно не было. Да и не могло быть. Мать и сестра уже в Финляндии. Отец со дня на день мог оказаться в Выборге. Что ждёт его на крейсере? Интересно там ли капитан и какого он мнения? Знал его, как порядочного офицера, вот уже почти пять лет. Ни разу тот не давал повода усомниться в своей честности.

Вход на трап был заметён лёгкой позёмкой. Дневальных нигде не было. Кто угодно мог пробраться при желании на крейсер, где он провел часть своей жизни в долгих морских походах. Теперь же стоял, прислонённый к причалу, будто брошенный на произвол судьбы. Еще никем не подобранный, но, надеющийся, что всё же образумятся те, кто пока жил в его чреве, согреваясь теплом за бронированными бортами, словно глисты в кишечнике сохраняя микрофлору для лучшего пищеварения.

Пищеварения!?