Часовой

Вдруг свист пронесся над моей головой. Что-то тяжелое ухнуло внлз и разорвалось… Это уже не гроза… Снова свист, один нагоняет другой. И два разрыва подряд. Это в сто раз хуже, чем гроза! Нет отдыха городу ни днем, ни в предвечерний час.

Будь я в нашем здании, крепком, как дот, я бы стала в простенок. На улице я бы заскочила в подъезд. А здесь? Здесь на самой высокой точке я стою под снарядами. И стенки вокруг меня тоненькие, а пол на сваях. Точно карточный домик, это все разлетится от воздушной волны. Каску, что ли, надеть?.. Не надену, потому что в каске мне будет еще страшней. Какая тоска от этого свиста и тяжелых ударов!

А все-таки я нашла местечко, где мне стало спокойнее: * ступеньку лестницы, самую верхнюю. Спуститься с лестницы и спрятаться на чердаке я не смею. Разве я могу уйти с поста? И вот я уселась на верхней ступеньке, обхватила винтовку и пригнулась.

Я вспомнила: один раз во время обстрела мы бежали через задний двор в укрытие, а воробьи как ни в чем не бывало скакали около помойки и чирикали. Наверное, таким маленьким ничего не может быть. И мне хочется занимать как можно меньше места.

И вот сижу я, как птица, нахохлившись, и слышу, внизу кто-то ходит. Кому пришла охота во время обстрела ходить по чердаку?

Шаги уже на мостках, приближаются к лестнице. Да это старший лейтенант Голубков, начальник караула. Его легкая, подтянутая фигура отчетливо из темноты выступила Он остановился как раз напротив лестницы и смотрит на меня. Хоть бы я шевельнулась…

- Часовой! - окликнул он. - Какой район обстреливают?

- Не знаю, - ответила я.

- А почему ты не посмотришь?

Я молчу.

Он видит, конечно, что я струсила. Будет смеяться и, быть может, расскажет другим. Но что делать - вот боюсь. Не могу притворяться.

Стал он подниматься по лестнице. Я встала и пропустила его на вышку.

- Ну, давай посмотрим, - сказал он и спокойно открыл люк. - Иди сюда.

Я подошла.

- Видишь?

- Не вижу, - ответила я.

- А Исаакий видишь?

- Да, - сказала я.

А сама даже Исаакий едва вижу: такой туман перед глазами.

- Смотри правее Исаакия, - говорит он, - еще правее… Вон туда, за красные здания…

И я прислонилась к его плечу.

Направо, за высокими зданиями, вспышки желтого дыма, одна за другой. После каждой вспышки удар.

- Теперь вижу, - сказала я. И у меня страх как рукой сняло. И не только потому, что снаряды падают далеко - каждую минуту они могут изменить свое направление, - а потому, что на вышке я больше не одна-одинешенька. И слышу такой ровный голос.

- Обстреливают судостроительный завод, - говорит старший лейтенант Голубков.

- А я думала, снаряды падают близко, - сказала я.

- Когда над головой свист вот такой заунывный, - значит, снаряд летит далеко, а если к тебе сюда прилетит, так ты и свиста не услышишь. Так наблюдай. Если снаряды ближе начнут падать, предупреди по телефону начальника караула. Стань вот здесь за кирпичные крепления. Понятно? А главное, теряться не надо. Ты не бойся! Стоять на вышке - дело не самое мудреное. Вот послушай, что я тебе расскажу.

Сбили мы как-то немцев в атаке и высоту заняли. А высота голая: ни кусточка, ни камешка, зацепиться не за что. От миномета жарко, а от ветра холодно: в ноябре дело было. Но держаться нужно, - приказ такой получили… И друга моего - лейтенанта Тарасова Михаила - «комендантом высоты» комбат назначил. Вот тут было над чем подумать… Всю ночь мы в земле рылись и бронебойщиков расставляли.

На рассвете фашисты на нас танки пустили, а потом пехоту бросили. Четыре атаки мы выдержали, но высоты не сдали. А когда комбату доложили, что немцы огошли, он запросил: «Почему не преследовали?»

А твое дело совсем простое… Держись молодцом! Ну, я пошел…

И он спустился с лестницы. А я осталась у открытого люка.

Туман у меня перед глазами уже совсем рассеялся. И теперь я хорошо вижу не только Исаакий. Вижу слева на соседнем здании вышку. Эта вышка - башня, а вокруг нее балкон. И там часовой, только моряк. Он спокойно ходит с винтовкой по балкону взад и вперед.

И справа на здании тоже вышка простая, со всех сторон открытая. А там двое часовых. Один из них наблюдает в бинокль за вспышками разрывов. И так на каждом высоком здании. Все наш город охраняют… А на мостах? Как же я забыла про мосты? На мостах часовым еще труднее, а стоят. По всему берегу Невы стоят, и на Пятачке под выстрелами… Разве я хуже всех? Нет. И я свое выполню.

Шаги на мостках… Все ближе… Шагают двое. Мне смена идет… Дождалась.

- Ты жива? - говорит Галина. - А я за тебя беспокоилась.

- Жива: и руки и ноги целы…

И вот я спустилась вслед за Галиной на чердак. Темноту прорезал луч ее фонарика.

- А сейчас пойдешь ужинать, - говорит Галина, - на ужин макароны, белые-белые. По триста граммов.

- По. триста? Это хорошо, - сказала я. - Это не то что сто двадцать. Но мне все равно нужно пять раз по триста - тогда я только наемся. Я после ужина сразу спать лягу, чтоб голод не чувствовать.

Глава III. ГЛАВНЫЙ ПОДЪЕЗД

Узнала я два поста: у ворот и на вышке. Остался еще третий - главный подъезд.